длинными и никогда не заплетались в косу, однако когда это воздушно-легкое облако освобождалось из плена косынки, над головой девушки вспыхивал ярким сиянием ангельский нимб, вгоняя созерцателя в священный трепет. Стан ее не отличался утонченной стройностью и высоким ростом – мечтой горделивых фантазеров, но в ее плотном и в то же время гибком теле было столько жизни, столько равнинного простора и горной крепости, что ни одному молодому человеку, будь то скучный реалист или же меланхоличный мечтатель, никогда еще не удавалось равнодушно пройти мимо нее… Сата была цветком… благоухающим, наполненным нектаром цветком… И прекрасной настолько, что в какие бы дали ты ни отгонял взбунтовавшиеся мысли, они тут же, сминая твою собранную в кулак волю, возвращались к ней. Да, она была красива! Ее милые черты так и остались для Алхаста на всю жизнь мерилом женской красоты… Глаза Саты… В них была такая глубина… такая бездна, что от одного мимолетного взгляда только лишь в их сторону уже кружилась голова! И хотелось… Боже мой!.. как же хотелось камнем упасть в эту бездну, отдавшись без остатка ее притягательной силе… Когда же Сата улыбалась, обнажая ровные белоснежные зубы, на ее алых щеках появлялись маленькие ямочки – видно, отца не на шутку обрадовала весть о рождении дочери. Завидев Сату, легкой походкой, едва касаясь земли миниатюрными своими ступнями, идущую с ведрами к роднику, сердца ожидающих ее появления юношей начинали бешено колотиться. Обрывая жилы и вены, неистово метались они в тесноте груди, словно стремились выскочить из телесного плена и упасть к ногам Саты… Как долго… о, как же долго смотрели они на это великолепие с каким-то соленым, от того и мучительным, как жажда, вожделением…
Нет, не создала еще природа ничего прекрасней девушки! Сата же была лучшей из них. И скажите, не самый ли счастливый из смертных тот, кому судьба подарила жребий стать властелином ее сердца?!
Много, даже чересчур много благородных, сильных и красивых молодых людей охотились за сердцем Саты. За ее внимание, за одно ее слово эти юноши свернули бы горы! И не стоило даже сомневаться в том, что они и в самом деле чувствовали в себе силу, достаточную для такого подвига! Иногда казалось, что каждый молодой человек приходит на вечеринку только лишь ради Саты и ее общества.
– Сата, надеясь увидеть тебя…
– Сата, мысли о тебе…
– Сата, наслышанный о тебе…
– Сата…
– Сата…
– Сата…
Сата! О как же много говорило Алхасту это имя! Как же ныла грудь, пожираемая изнутри огнем раскаяния… Не смог… не сумел сберечь прекрасное чувство, подаренное ему щедрым провидением. Ему, недостойному этой чести… Глупым был и расточительным. Сейчас же, когда пролетевшие с тех пор годы многому научили, оглядываясь назад в эти далекие дали, понимаю – я оттолкнул свою судьбу, свое счастье…Прости меня, Сата… Прости… За то, что стал виновником слез, опустивших пелену на твои прелестные глаза… За то, что омрачил для тебя тот теплый летний вечер, купавшийся в золотых лучах заходящего солнца… За то, что язык мой источал яд вместо самых возвышенных слов, которых была достойна только ты одна на всем белом свете… За то, что осквернил твою чистую, светлую душу, доверчиво открытую тобой для меня… Прости… В тот день плакала ты, моя Сата, сегодня же я задыхаюсь в невыносимых объятиях непреходящей тоски. Твои слезы давно уже высохли, и рана, наверное, тоже затянулась. Моему же сердцу страдать до самого конца этой тусклой жизни…
О волшебные дни безоглядной любви!.. Недолгие, хрупкие, но прекрасные дни… Как же далеко вы ушли… растаяли, исчезли в безвозвратном прошлом…
В тот вечер Алхаст оказался на вечеринке в соседнем ауле. Идти туда он и не намеревался – ни друзей, ни любимой девушки там у него не было. Ровесники-односельчане, встретив его ранним вечером за околицей, уговорили пойти вместе с ними. Никакие отговорки не помогли, пришлось идти, чтобы не обидеть их.
Алхаст был гостем в этом ауле, и его, как водится, усадили на почетное место. Тамада, как водится, рассказал о принятых здесь правилах проведения вечеринок, о дозволенном и недопустимом. И Алхасту, и всем остальным давно уже были известны все эти правила – это был ближайший к ним аул, и потому бывать здесь на вечеринках случалось довольно часто. Понимал это и тамада. Но тем не менее обычай требовал такого вступления, а какой тамада посмеет не следовать древнему, как мир, обычаю!
Алхаст просто коротал время, изредка перекидываясь шутками с девушками и улыбаясь шуткам других. Знакомство с кем-то из девушек, полукругом сидящих перед молодыми людьми, в его планы сегодня не входило. Конечно, он оглядел их сразу же, как только уселись, пробежался глазами по их юным милым личикам. Но ни на одной из них взгляд его не задержался, хотя девушки на вечеринке были одна другой краше. Меланхолия на его лице и откровенно скучающий вид уже становились довольно заметными. Он и сам понимал, что ему надо либо включиться в общее веселье, либо встать и уйти. И в тот самый момент, когда он уже собирался сделать второе, случилось непредвиденное.
Это произошло внезапно… Сердце вдруг тревожно забилось, все тело несколько раз непроизвольно дернулось, как поплавок на удочке рыбака, зацепившего крючком огромную рыбину вместо обычной рыбешки. Мысли неожиданно уткнулись в какую-то преграду, словно врезались со всего разбега в каменную стену, да так, что боль от этого удара Алхаст ощутил почти физически.
"Что это было?" – острой стрелой вонзился в мозг вопрос. Он вскочил, будто пытаясь освободиться от накатывающей судороги, но вдруг вспомнил, что он здесь не один и, осознав свою оплошность, тут же сел.
Мысли его метнулись назад, к событиям двухлетней давности. Нахлынувшие воспоминания вскружили голову – когда-то, на такой же вечеринке, в этом же ауле, в такой же осенний вечер довелось ему испытать что-то подобное. Но почему? И главное, по чьей вине?..
И вдруг…
Да! Голос! Именно голос… который он узнал бы среди тысяч других. Мягкий, нежный голосок… чистый, словно родниковая вода, протекающая среди россыпи драгоценных камней!
Да! Голос! Именно голос… подтверждающий, словно святая клятва, каждое слово своей хозяйки!.. Свидетельствующий, как перед небесным судом, о ее доброте, щедрости, о чистых, невинных помыслах!.. Голос, вобравший в себя и ласковый ветерок в жаркий полдень, и солнечное сияние, и шелест листвы, и пение птиц, и детский смех, и плавный девичий танец… и родник любви… и счастье… корень счастья! Его исток!
Чей же, чей язык рождает этот неземной тембр,
