маленького ребенка. Нам ничего не известно, например, о песнях, баснях и сказках, которые рассказывали ольвийские матери и нянюшки. В греческих баснях часто действовали животные, не водившиеся в Северном Причерноморье. Вероятно, фигурки обезьян, верблюдов, львов и других зверей показывали детям, как выглядели персонажи популярных басен и сказок[520].
Дети любили игры с животными. На античных вазах и скульптурах детей часто изображали ласкающими разных зверюшек или играющими с собаками, петухами, гусями, журавлями, маленькими птичками[521]. Кости всех этих животных найдены в Ольвии, поэтому можно легко представить, что маленькие ольвиополиты в этом отношении не отличались от других греческих детей. Но лишь одна ольвийская терракота сохранила для нас подобную живую сценку: улыбающаяся девочка, склонившая голову к плечу, ласкает рукой собачку, и от этого движения ее хитон слегка сполз с плеча[522].
По рисункам на аттических вазах видно, что дети любили кататься на маленьких тележках, запряженных собаками. Находки в Ольвии костей крупных собак дают возможность предположить, что так забавлялись и ольвийские детишки. Многие подростки приобщались к игре в кости, используя костяные кубики и обработанные астрагалы, которые нередко находили в Ольвии[523]. От других предметов для популярных игр в Ольвии ничего не сохранилось. Например, о всевозможных играх в мяч или о катании на качелях мы знаем лишь по изображениям на вазах и упоминаниям античных авторов.
Мужчины не уделяли особого внимания маленьким детям; они считали недостойным проводить много времени в гинекее, нянчиться и играть с малышами. Феофраст в «Характерах» (гл. 20) с осуждением пишет о человеке, который, отобрав дитя у няньки, сам кормит его, разжевывая для ребенка пищу, «сюсюкает и причмокивает» и называет его «папиной игрушечкой».
Детство греческого мальчика делилось на два периода: до семи лет, когда он вместе с сестрами воспитывался на женской половине дома, и после семи лет, когда его посылали в школу, и он, подобно взрослому мужчине, начинал проводить значительную часть своей жизни вне дома. Девочки же до выхода замуж жили в гинекее под присмотром матери и учились вести домашнее хозяйство: в первую очередь готовить еду, прясть шерсть и ткать. Некоторые девочки могли научиться грамоте у кого-нибудь из членов семьи. В VI—IV вв. неграмотная женщина была заурядным явлением даже в Афинах. Недаром в трагедии Еврипида «Ифигения в Тавриде» (ст. 583-584) героиня, царская дочь, просит греческого пленника написать для нее письмо в родной Аргос. Только в эллинистический период в некоторых городах появились школы для обучения девочек[524]. Но об образовании женщин в Северном Причерноморье ничего не известно.
Многочисленные надписи, прочерченные на сосудах и обломках керамики, — самый показательный источник, свидетельствующий о широком распространении грамотности в Ольвии (рис. 29, 30, 37, 52, 54). Эти надписи имеют самое разнообразное содержание: письма, посвящения божествам, заметки о ценах, мерах, весах, всевозможные заклятия, имена владельцев и дарителей сосудов, отдельные стихи из известных поэм, стихотворные надписи собственного сочинения и др.[525]. Однако ни одно из этих граффити нельзя с уверенностью приписать женской руке. В эллинистический период, когда папирус становится общедоступным материалом для письма, граффити на керамике почти исчезают, и мы лишаемся этого ценнейшего источника. Папирус же в слоях городища Ольвии не сохраняется.
Несколько ольвийских писем на свинцовых пластинках и на фрагментах керамики написаны мужчинам и им же адресованы. Таковы, например, адрес письма VI в.: «Письмо на свинце от Ахиллодора сыну и Анаксагору» (рис. 60) и начало письма IV—III вв.: «От Баттикона к Дифилу»[526]. Вероятно, все же некоторые жительницы Ольвии умели читать и писать, так же, как отдельные афинянки. О грамотности последних свидетельствуют изображения на аттических вазах, где нарисованы женщины со свитками в руках[527]. Некоторые ольвийские граффити, особенно посвященные женским божествам, возможно, начертаны женщинами.
Любознательная ольвийская девочка могла научиться тому, что преподавали ее братьям, посещавшим школу. Будущие граждане, даже из бедной семьи, получали по меньшей мере начальное образование, включавшее элементарные навыки чтения, письма и счета. Это, как подчеркивал Аристотель (Pol. VIII, 2; 1338 а), было необходимо для ведения денежных дел и домоводства. Кроме того, любому греческому полису требовалось немалое количество образованных граждан, способных успешно справляться с многочисленными должностями на государственной службе.
Эллины считали, что закон о всеобщем обучении грамотности впервые установил Харонд еще в VII в. (Diod. Sic. XII, 12, 5). На деле грамотность всего свободного населения греческих государств стала возможной лишь в эллинистическое время. До этого даже в Аттике были малограмотные граждане, особенно среди живших в сельской местности. Известен рассказ о том, как неграмотный крестьянин попросил Аристида написать его имя на остраконе (Plut. Aristid. 7), а другой афинянин, не умевший читать, выучил наизусть все нужные ему законы (Crat. fr. 122).
Образование греков разделялось на три ступени: всеобщее начальное, среднее, доступное более или менее зажиточной части населения, и высшее, появившееся в Элладе на рубеже V-IV вв. и охватывавшее немногих граждан. Эпиграфические и письменные памятники свидетельствуют о наличии в Ольвии по крайней мере первых двух ступеней образования. Первую ступень проходили в начальной школе мальчики в возрасте от 7 до 12 лет. Затем с 12 до 15 лет учились в грамматической школе и далее, с 16 до 18 лет, — в гимнасий.
Греки старались гармонично развивать умственные и физические способности ребенка. Поэтому в школьную программу, наряду с изучением гуманитарных и естественных наук, входило обучение музыке и занятия разными видами спорта.
Уже первые поколения колонистов заботились об образовании своих детей. Древнейшие граффити из Ольвии и Березани относятся к VI в.; среди них есть и школьные упражнения[528]. Вероятно, ольвийские законы были сходны с теми, о которых мы знаем из сочинений Платона и Исократа (Plat. Crit. 12; Nom. VIII, 6; Isocr. VII, 45): государство требовало, чтобы отец заботился об обучении сына «музыке и гимнастике». В понятие музыки древние греки вкладывали все отрасли знания, находившиеся под покровительством муз: чтение, письмо, арифметику и собственно музыку в нашем понимании. Последней приписывалось важное моральное воздействие на ребенка (Aristot. Pol. VIII, 2, 3). Считалось, что отец или опекун, не давший мальчику достаточного образования и не обучивший его никакому полезному знанию или ремеслу, не может жаловаться, если сын не станет содержать его в старости.
Подобно взрослым мужчинам, мальчики проводили большую часть светлого времени дня вне дома — в школе и на палестре. В школу они отправлялись на рассвете (Thuc. VII, 25; Plat. Nom. 808), тогда же, когда взрослые принимались за работу.
