самые противоречивые. Телефонный звонок прервал их. Звонил снова Кикнадзе:
— Сейчас послал к тебе инженера. Тут... Он все сам доложит.
— Что случилось? — забеспокоился Мельников.
— У него спросишь... — на том конце трубка легла на рычаг.
Мельников нервничал. Ходил по кабинету, поглядывал на часы. Прошла, показалось, вечность, пока в дверь постучали. Среднего роста, в технической куртке и валенках, инженер эскадрильи опасливо зашел и остановился у двери. Мял в руках шапку.
— У нас ЧП. Маркин пропал.
Если бы сейчас рядом разорвалась бомба, Мельников был бы не так ошарашен. Растерянно выдавил:
— Как пропал?..
— С утра не появлялся на работе.
— Да вы понимаете, что это такое?! — Мельников чудом остановил себя.
— Виноват, товарищ капитан, — инженер стоял потупившись. — Тут, понимаете... Конец года. Итоги должны подводить. Майор горячий. Разнос устроил бы. Начальству сразу доложил бы. Ну, и пошла плясать. На последнее место угодили бы. А Маркин мог вот-вот придти. Бывает же, что человек запаздывает.
— Очковтиратель вы, Азаров! — не сдержался Мельников. — Но почему до самого вечера молчали?
— Искали его. Нет Маркина ни в общежитии, ни на новой квартире.
— Он разве туда перешел?
— Да вроде.
— Плохо знаете подчиненных, Азаров! Где он хоть ночевал?
Азаров молчал. Руки по-прежнему нервно мяли шапку.
— Он нигде не ночевал. С вечера пропал.
— Что-о?.. — так хорошо начавшийся для Мельникова день наносил удар за ударом. Сначала Крайнин, теперь Маркин. — Азаров, вы понимаете, чем это пахнет?.. Почему вы майору Кикнадзе доложили о Маркине только тогда, когда он сам им заинтересовался?
— Понимаете... Вначале засуетился в работе и поздновато послал на поиски... Потом... Потом мой офицер искал его квартиру. А она заперта. Пока разыскал хозяйку. Вот и...
Мельников вдруг вспомнил закрытую квартиру маркера.
— Может быть, Маркин заперся и... и спит?
— Нет. Офицер долго стучал, но никто не открыл. Заглянул в окно. Пусто. Позже хозяйка сказала, что он и вечером не приходил.
— Откуда данные, что он не ночевал в общежитии?
— Его бывший сосед по койке сообщил.
«Ушел! Ушел!» — терзала страшная мысль. Мельников строго посмотрел в глаза инженеру.
— Ищите всей эскадрильей. Ищите день и ночь. Чтобы Маркин был найден!
Азаров вышел. Мельников достал из пачки новую папиросу, но она выпала из дрожащей руки. Как опытный Степан Герасимович мог допустить такое промедление? Ведь я когда еще предлагал арестовать Маркина? Ну что ж, «обрадую» старика. Злорадства не было. Жгла сердце досада.
В трубке немного потрещало, потом услышал спокойный голос Степана Герасимовича. Мельников словно выстрелил:
— Приказание не выполнил. Подозреваемый исчез.
Трубка молчала. Это известие, видимо, ошарашило и Волкова.
24
Волос на подушке
Иван Иванович Игнатенко медленно шел по незнакомой улице. Ранняя зимняя темнота давно обволокла низкие избы, где-то брехали собаки. До встречи с Волковым было еще больше часа. Можно бы сходить в столовую перекусить, да есть не хотелось. Смерть Крайнина перевернула все вверх тормашками.
Пилит и пилит себя Игнатенко. Ну, как он не удосужился пройтись вокруг забора маркера? Пройдись вчера, гуляючи, может быть, и обнаружил бы ту потайную калитку, через которую уходил его «подопечный» из дому, через которую кто-то ночью проник в избу свершить самосуд.
Проснулся сегодня он рано. На улице еще не рассвело. Стучала ведрами в передней тетка Настья, топила печь. Он встал, глянул в окно. У Крайнина не светилось. А вчера горело допоздна.
Лег Игнатенко, когда потухли огни у Никитыча. И вот расплата...
В паре с Иваном Ивановичем работал молоденький румянощекий старший лейтенант из угрозыска. Назвался Николаем. Когда увезли покойника, они приступили к осмотру комнаты. На левой стене два окна. Между ними — старомодный комод. В углу бамбуковая этажерка. На ней десятка два книг. У правой стены неубранная кровать. С нее сняли покойника. У этой же стены, ближе к выходу, плитка. У самой двери — вешалка. Под нею сапоги да истоптанные чувяки Крайнина. Посреди комнаты стол. На нем миска с помидорами, крохи хлеба, солонка, пустая кружка. Тут же чернильница с воткнутой ручкой. Похоже, хозяин спешно что-то писал. Никаких следов, кроме хозяйских, в комнате не обнаруживалось. Умышленное это самоубийство или, будучи под сильным хмелем, Крайнин закрыл вьюшку трубы нечаянно? Напрашивался и третий вариант: Крайнин пал от чужой руки. Словом, голову было над чем поломать.
Иван Иванович просматривал книги на этажерке и делал их опись, когда его позвал молодой коллега из уголовного розыска:
— Посмотрите на подушку, — Николай осматривал кровать.
На подушке поблескивал извившийся змейкой русый волос.
— Коля, упакуй находочку, — попросил Игнатенко.
На этажерке, в словаре русского языка Ожегова, Иван Иванович обнаружил ученическую тетрадь. В тетради недописанное письмо Крайнина. Написано оно теми чернилами, что в чернильнице на столе. Это наводило на размышления.
Давал пищу для раздумий и осмотр двора. Сени, крыльцо и часть площади у крыльца подметены. Тут и веник. Вдоль избы по свежевыпавшему снегу тянулись следы сапог. Они сворачивали за избу и между осокорей вели к той калитке, о существовании которой Игнатенко не знал. Сапоги шли туда и обратно. Хозяин их прихрамывал. Значит, это был Крайнин. Уходил в город и вернулся. От этой же калитки почти к крыльцу тянулась лыжня. Ее обрывала площадка, заметенная веником. Когда Игнатенко присмотрелся, он понял, что лыжник во двор въезжал и выезжал. Побывал он во дворе после того, как вернулся Крайнин, ибо лыжня накрывала отпечатки сапог. В какую сторону со двора уходил неизвестный и Крайнин, установить не удалось. Сразу за калиткой на уезженной дороге следы лыж терялись...
Степан Герасимович в номере был один. Предложил Ивану Ивановичу попить чайку. Только начал гость доклад, вошел Мельников.
— Что нового? — сразу спросил Волков.
— Все по-прежнему.
— Ну, садись чайку попей.
Игнатенко продолжил рассказ. На стол легли новые купюры денег. Тридцать тысяч! Потом Иван Иванович протянул Волкову тетрадку с письмом Крайнина. Волков прочитал, протянул тетрадь Мельникову.
— Поздравляю, Александр Васильевич! Ты не ошибся. Под фамилией Крайнина маскировался предатель.
— С мертвого теперь какой спрос?
— Ишь, ты... Мы обелили честного солдата Максима Крайнина.
— Волк волком, а о семье печется, — заметил Игнатенко.
— Какой он волк? Трусливый заяц, — поправил Степан Герасимович. — Ты где, говоришь, обнаружил это послание.
— На этажерке в словаре Ожегова.
— В словаре? — Волков почувствовал,
