словечко.
Мама редко, но читала дневник вслух, и тогда все трое смеялись.
В три с половиной года Наденька как-то незаметно, по кубикам с буквами и по большой географической Славиной карте, что висела на кухне, — выучилась читать и стала самой юной читательницей городской детской библиотеки.
Стоило посмотреть, с какой самозабвенной важностью она шествовала за руку с бабушкой обменять десятки раз прочитанную и, следовательно, заученную наизусть книжку, чтобы взять другую!
Когда небольшой запас местной библиотеки иссяк, мать стала привозить книжки из Москвы.
Рядом с чтением шла деятельная переписка с отцом. Слепленные бабушкой конверты уходили к нему каждую неделю. Наденька щедро одаривала отца своими цветными рисунками неизменных домиков, лучистого солнца и плоских человечков с растопыренными руками-палочками.
Катю пугали: пойдет ваша примерная дочка в школу, и вы наплачетесь с нею. Неинтересно ей будет в школе…
Из оставшихся лоскутков от плащ-палаток, которые Аграфена Егоровна шила еще в начале войны, — мать смастерила Наденьке сумку с «молнией». Шел второй послевоенный год, но Катя, как ни бегала по магазинам, нигде не могла купить своей школьнице ученический портфель.
Волнуясь больше дочери, Екатерина утром повела ее в школу, в ту самую, где она сама когда-то училась.
Старинное двухэтажное кирпичное здание с белыми окнами и с единственным балконом по фасаду, — как оно было хорошо знакомо ей за девять лет, проведенных здесь! И сколько с его стенами связано воспоминаний!
В последние годы без родителей, когда бабушка стала брать стирать белье на дом, а Катя помогала ей, чтобы заработать на кусок хлеба, — в каком не по росту коротеньком, вытертом пальтеце из «чертовой кожи», обутая в неуклюжие с заплатками на голенищах валенки, — она бегала зимой на уроки!
Наденька должна быть и будет счастливее в этой школе!
Ребятишек выстроили поклассно в ряды, каждый во главе со своей учительницей, и повели в пахнущую краской после ремонта школу. У Наденьки восторженно и чуть испуганно блеснули глазенки, когда в последний раз, уже на ходу, она оглянулась на мать.
Вот и кончилось беззаботное детство, — уроки в школе, домашние занятия, первые в жизни отметки за успеваемость! Наслушавшись от старших девочек о пятерках и двойках, Наденька не раз приступала к маме с вопросами, как она училась в школе и трудно ли получить пятерку?
Вмешивалась Аграфена Егоровна, очень чувствительная к фамильным данным:
— Ну, в нашем роду, начиная с тятеньки, все учились на похвальные грамоты. Помню, у нас в селе на Волге трехгодичная школа была, называлась она церковноприходской, на лошади нас туда из деревни возили… Так не поверишь ли, учитель-старик сколько лет помнил всех нас по именам. А в семье двенадцать душ, двенадцать учеников к нему перебегало…
Стремясь к самостоятельности, Наденька наказала матери не встречать ее из школы: мальчишек она не боится, а дорога все прямо и прямо, с подружками дойдет. Но Кате самой очень хотелось встретить дочку, и она пошла. У школы уже поджидали своих первоклашек другие матери.
Наденька вышла на улицу с уставшим личиком. Белый бант на подстриженных волосах девочки тоже висел поникший.
— А отметок нам никому не ставили сегодня, — первое, что сказала юная ученица, поднимая на мать свой серьезный и в тоже время будто виноватый взгляд.
Катя порывистым движением прижала русую головку к своей груди.
— Эка важность, значит, поставят в другой раз!
От Андрея в этот день принесли две телеграммы: одну — Наденьке, другую жене и бабушке. «Спасибо за красивую, умную дочь», — писал им в телеграмме Андрей.
— Да уж, что верно, то верно, — проговорила вслух Катя, — Наденьку мы вырастили без тебя!
Наденька давно знала, что ей предстояло учиться в школе, где когда-то сидела за партой мама.
— Мать твоя не посрамила нашей фамилии! — торжественно и немного непонятно, изрекала по этому поводу бабка. — Только жилось-то ей, матушке, несладко.
Надя любила рассматривать на групповой фотографии маму — худенькую с вытянутым личиком девочку, сидящую рядом с учительницей.
Значит, и мама бегала в школу по тем же дощатым тротуарам, что ходит и она. Школьная улица, затененная высоченными липами, с двух своих концов вела в поля, но на одном — железнодорожный проезд с утрамбованной вокруг насыпью. Здесь по вечерам собиралась молодежь: играли в городки, танцевали.
За железной дорогой стояла рожь, нагретая за день солнцем. Если на переезде гуляли, то не страшно было пойти по мягкой от пыли дороге вглубь, между рожью, послушать, как она шумит.
Еще Надя любила, когда проходящее за окнами стадо будило ее рано утром. Она вскакивала, брала что-нибудь поесть и уходила бродить по сонному безлюдному городку. Надя рассматривала спрятанные в зелени домики с запертыми дверями, цветы в палисадниках и завидовала ночным сторожам, — они-то первыми встречали каждый день в городке.
Обойдя несколько улиц, спускалась к речке. Песочный берег ее, где купалась обычно одна мелкота, всегда поражал Наденьку пустынностью.
Днем сюда придут целые ватаги мальчишек и, оттеснив девочек на крохотный пятачок, станут горланить песни, изображать индейцев, обвалявшись в песке. Вон и сейчас виднеются в кустах их спрятанные деревянные сабли. На половине девочек увядают забытые на сучках венки, пестреют обрывки ленточек.
Дома Аграфена Егоровна поила внучку парным молоком, посмеиваясь над ее слипающимися глазами. Потом Наденька сонно чмокала в щеку свою ненаглядную бабку, ныряла в постель.
Цветы в траве, нетронутая лента реки на мгновение возникали в ее сознании. Сон был приятен и крепок, она все время летала: сначала над кустами у воды, потом цеплялась за верхушки лип.
Во второй раз Надя просыпалась в восьмом часу и уже с подружками отправлялась купаться. Весь длинный летний день еще был у нее впереди!
Глава 7
В тоскливые минуты Екатерине Ермоловой становилось страшно теперь уже и за Андрея, а ну если и с ним, как с братом, что-нибудь случится на чужой стороне? Катя прятала свою тревогу от бабушки, а по воскресным дням старалась не оставаться наедине с нею. Нина с Елизаветой Силовной были у них неизменными гостями. Ждали их и сегодня, но они почему-то запаздывали.
На террасе за столом бабушка с Надей дружно перебирали пшенную крупу и обсуждали, какие подарки можно ждать от отца и о чем не грешно осторожно намекнуть ему в письме: давненько сам школьником был, позабыл, поди, про ученические нужды!
Стараясь не скрипеть ступеньками, Катя поднялась в Славину светелку, где оставалось все так, как было при нем и где каждую субботу Аграфена Егоровна мыла полы.
Не отдавая себе отчета, что она делает, Катя вслух позвала брата: