Словно прочитав мои мысли, Евгений Стратилатович смущеннопроизнес:
— Мы с ней были знакомы достаточно давно… Большедвадцати лет.
По моим прикидкам, двадцать лет назад и моя прабабка, ипрестарелый законник были уже далеко не молоды, и вообще, на мой взгляд, дедулябыл ровесником Русско-японской войны, но, как известно, все относительно ипознается только в сравнении.
— Вы видите, . — нотариус засуетился, — у насслучилась такая неприятность. — Он обвел маленькой ручкой окружающийразгром. — Так что я не могу создать для нашей беседы подходящих условий…
— Так я зайду в другой раз…
— Ни в коем случае! — Он очень смешно поднялручки, как будто пришел в ужас. — Вы должны рассказать мне о последнихднях Софьи Алексеевны…
Старичок повернулся к ползающей по полу секретарше ипопросил тоном доброго дедушки:
— Настенька, душенька, освободи нам с…
— Софьей, — подсказала я.
— Нам с Сонечкой немного места и приготовь кофе…
Евгений Стратилатович перевел на меня увлажнившийся взгляд ипроизнес:
— Надо же, вас назвали тем же именем… в честьпрабабушки…
Я не стала разочаровывать старика и сообщать ему, что осуществовании своей прабабки я услышала за день до ее смерти.
Секретарша с облегчением распрямилась, очистила от бумагодин из столов, два стула и занялась приготовлением кофе.
— Итак, — нетерпеливо начал нотариус, — язнаю, что у вашей бабушки была чрезвычайно трудная жизнь и она не поддерживалаотношений с родственниками. Но под конец жизни она с вами связалась?
Я хотела было сказать ему, что еще неизвестно, у кого былатрудная жизнь, но снова решила не огорчать старого человека и без лишнихкомментариев рассказала ему о своей короткой встрече с Софьей Алексеевной.
Старичок грустно покивал:
— Кончина ее оказалась такой же грустной и одинокой,как жизнь…
— Она оставила мне распоряжение связаться свами, — перешла я к деловой части, опасаясь, что нотариус ударится ввоспоминания.
— Да-да… у меня хранилось ее завещание, но вы видите,что творится с бумагами. Боюсь, не смогу сразу его найти.
— Я принесла второй экземпляр. — С этими словами яположила на стол перед нотариусом документ.
— Замечательно! — Он потер маленькие ручки. —Софья Алексеевна всегда была аккуратна и предусмотрительна! Теперь вам нужнобудет оформить вступление в наследство. Для этого понадобится свидетельство осмерти и документ, удостоверяющий вашу личность.
Я немедленно положила перед ним свидетельство и собственныйпаспорт.
— Замечательно! — повторил нотариус, словно увиделеще одно подтверждение аккуратности и предусмотрительности моей покойнойпрабабки.
Он подал завещание секретарше, попросив сделать с негоксерокопию, поставил на документе большую квадратную печать и сообщил:
— Теперь придется дождаться, когда со дня кончины СофьиАлексеевны пройдет шесть месяцев. Только тогда можно будет оформить документына ее дом в бюро регистрации…
Я вспомнила бабушкины хоромы, пьяного соседа Витьку иподумала, что вовсе не стремлюсь вступать во владение этой «недвижимостью».Интересовало меня другое.
— Скажите, а больше бабушка ничего мне не передавала?Никакого письма или сообщения?
— Да, действительно… — Евгений Стратилатович смущеннопотер переносицу, как будто стимулируя этим жестом свою память. — Онаоставляла письмо, но вы видите, что у нас творится…
— Евгений Стратилатович, — подала голос секретаршаНастя, — вы случайно не это письмо ищете?
Она протянула шефу конверт. Старичок схватил его маленькойручкой и уставился на него, прищурившись и отодвинув подальше от глаз, как этоделают все дальнозоркие люди.
— Да, это оно, — кивнул он наконец, — онапросила передать его вам после ее смерти…
Я взяла конверт из маленькой, детской ручки юриста. Он былсамый обыкновенный, уже пожелтевший. На нем было напечатано изображение птицы инадпись по кругу: «Птицы Владимирской области. Иволга». Рядом крупным, неровнымпочерком было написано: «Моей правнучке Софье Голубевой».
— Письмо вскрыто, — сообщила я ЕвгениюСтратилатовичу.
Он печально кивнул:
— Ну да, ну да! Вы же видите — кто-то влез в моюконтору! Вскрыты почти все документы, все письма и папки… это ужасно, простоужасно!
Однако, хотя конверт был вскрыт, в нем лежал листок разлинованнойбумаги, наверняка вырванный из обычной ученической тетрадки, исписанный тем жекрупным неровным почерком.
«Прости меня, девочка, за то, что не виделась с тобойпрежде. Так сложилась моя судьба. Может быть, после смерти я помогу тебебольше, чем помогала при жизни. То, что я оставляю тебе, ты найдешь на могилеАксиньи Прохоровны. Ничему не удивляйся. Иван Францевич поможет теберазобраться с ними».
Прочитав про себя это странное послание, я удивленновзглянула на нотариуса:
— Кто такая Аксинья Прохоровна? Кто такой ИванФранцевич? Я совершенно ничего не понимаю!
— Кто такая Аксинья Прохоровна — не знаю, —ответил старичок, — но уверяю вас, Софья Алексеевна была в твердой памяти,когда писала это. А вот Ивана Францевича я очень хорошо знаю…
Он достал из кармана растрепанную записную книжку в потертомкожаном переплете, с торчащими во все стороны и выпадающими листками.
— Память последнее время подводит, — пожаловалсянотариус, — приходится все записывать. В молодости, помню, мог удержать вголове несколько сот фамилий и телефонных номеров, а теперь без записной книжкикак без рук. Хорошо, что не оставил ее в конторе, если бы грабитель ее унес, непредставляю, как бы я дальше жил.
Я хотела ему сказать, что хотя моложе его раза в четыре, нотоже не могу запомнить даже несколько телефонных номеров и все записываю вкнижку, но Евгений Стратилатович уже нашел нужную страницу и произнес:
— Записывайте, Сонечка. Мюллер Иван Францевич… — Далееон продиктовал мне номер телефона и адрес, а затем пояснил: — Иван Францевичдружил с вашей бабушкой. По крайней мере, они давно знакомы. Он очень уважаемыйчеловек, крупный ювелир, хотя еще довольно молод, ему чуть больше семидесяти…
«Совсем мальчик!» — хотела сказать я с сарказмом, но вовремяостановилась, сочувственно взглянув на своего собеседника. Как всеотносительно! Для него семидесятилетний человек «еще довольно молод». Кем жетогда он считает меня — грудным младенцем?
— А насчет Аксиньи Прохоровны, мне кажется, можноузнать в Парголове, где жила Софья Алексеевна, — задумчиво проговорилнотариус, — если она посещала ее могилу, вряд ли это было слишком далекоот дома. Все-таки последние годы ей трудно было ездить на большие расстояния.
