Время шло, я не появлялась, соседи перешептывались заспиной, и Марго совсем приуныла. Ее любимый Вова, кажется, всерьез подумывал,не послать ли ее подальше, пока они официально не женаты. И тут как раз явилисьмы с Багратионом. И Марго сразу же решила предъявить нас соседям, чтобы снять ссебя необоснованные обвинения.
Все это со вкусом рассказала мне мадам Брошкина, пока мыпили чай с маковыми крендельками. Я не осталась в долгу и поведала ей, как всебыло на самом деле, как Маргарита решилась тайно извести моего кота, а он —единственное, что осталось у меня от любимой прабабушки. Тут я очень натуральнопустила слезу. Мадам Брошкина тоже прослезилась и налила Багратиону еще молока.Она так поливала Маргариту, что я подумала, не перегнула ли палку. Редко укакой пенсионерки нет кота или собачки. Своим рассказом я, пожалуй, добьюсьтого, что старухи будут плеваться Марго вслед. Впрочем, это ее проблемы.
Я оставила Багратиона у соседки, а сама смоталась в магазинза замком, и Василий Семенович с первого этажа быстренько мне его врезал. Покамы возились с замком, Марго сидела у себя тихо, как мышка.
Вечером к нам с Багратионом явился Владимир Николаевич и,глядя в сторону, долго извинялся за поведение Маргариты и повторял, что такогобольше никогда не повторится.
Я сказала, что посмотрим и что ссориться со мной я ему несоветую, впрочем, он и сам это понял.
На следующий день я проснулась поздно с каким-то смутным дурнымпредчувствием. Я пыталась вспомнить, что мне снилось, но перед глазамивсплывали только бессвязные картины, яркие цветные пятна, лица незнакомыхлюдей. Однако я не сомневалась, что именно сон оставил после себя такоегнетущее настроение.
К счастью, ни отчима, ни Маргариты дома не было.
Я умылась, есть совершенно не хотелось. Отдала Багратионуостатки колбасы. Кот ее съел, вежливо мурлыкнул, но во взгляде его мнепочудилось какое-то беспокойство.
Тем не менее я решила пойти в магазин и купить рекламную газету,оделась, заперла Багратиона и вышла из дома.
В дверях подъезда на секунду задержалась — мне попала в глазсоринка, я уголком носового платка вынула ее и уже шагнула на улицу, как вдругпередо мной с жутким грохотом обрушилась на тротуар огромная ледяная глыба. Онаразлетелась на куски, осыпав меня мелкими льдинками. Я испуганно отшатнулась,вернулась в подъезд. Сердце бешено колотилось, и на меня накатила такаяслабость, что пришлось даже опереться на перила.
Выйди я чуть раньше, на какую-то долю секунды — и льдинарухнула бы прямо мне на голову!
Что же это такое? Неужели сама судьба преследует меня?.. Зачто, в чем я провинилась?
С другой стороны, что-то остановило меня, задержало на тусамую спасительную долю секунды… Не прабабушка ли Софья с того света помогаетмне, как обещала? Но, как говорится, на бога надейся, а сам не плошай. Если явсерьез стану рассчитывать на помощь с того света, то далеко не уеду. Следуетсрочно взять себя в руки — ну подумаешь, льдина упала. Скоро весна, снег накрыше тает, вот сосульки и падают на землю… Нужно внимательнее быть, не зеватьпо сторонам, не считать ворон и так далее…
Так я успокаивала себя, стоя в подъезде, но сердцеколотилось, словно я пробежала километр.
Отдышавшись, стряхнула с одежды ледяные осколки и решительношагнула к дверям — в конце концов, не стоять же здесь до вечера!
Вышла на улицу с опаской, но на этот раз ничего неслучилось. Бомбы не падают два раза в одну и ту же воронку!
Отойдя подальше от дома, повернулась и внимательно посмотрелана крышу. Не такой уж там толстый слой снега и льда! Странно, откуда взяласьтакая огромная глыба?
Вернувшись домой, я напилась крепкого кофе и, прежде чемприступать к утомительным поискам работы, на всякий случай набрала телефоннотариуса Кулешова, к которому мне надлежало обратиться по поводупрабабушкиного завещания. В последнее время это вошло в привычку.
Девушка, ответившая мне, казалась очень расстроенной и чутьли не плакала.
— Евгений Стратилатович выздоровел, — ответила онана мой вопрос, — только… — Но договорить ей не удалось, мне показалось,что она уронила трубку, а потом раздались сигналы отбоя.
Я пожала плечами, подумала, что секретарше попало отначальника, заставшего свой офис после отлучки в беспорядке, поэтому у нее несамое лучшее настроение. Однако Кулешов — человек на редкость болезненный, ираз уж он появился на работе, нужно этим воспользоваться, а то потом либо онзаболеет, либо я устроюсь на работу и трудно будет отпроситься.
Я поехала на улицу Восстания, где располагалась контораКулешова.
Войдя в офис, я увидела картину самого настоящего разгрома.На полу валялись разорванные папки, листы бумаги с гербовыми печатями,канцелярские принадлежности. Среди всего этого беспорядка ползала всхлипывающаядевица в перепачканных известкой джинсах и собирала бумаги. Рядом с ней стоялмаленький худенький старичок с венчиком седых волос вокруг блестящей круглойплешки и жалобно причитал, всплескивая маленькими ручками:
— Ну кому, кому это могло понадобиться? У нас нетничего особенно важного! Никаких миллионных дел! Ну кто, какой варвар этоустроил?
Увидев меня, девица распрямилась, вытерла лоб грязнымносовым платком и, тяжело отдуваясь, проговорила:
— Это вы звонили? Я хотела сказать, что сегоднянеудачный день, но уронила телефон и не договорила…
Действительно, аппарат валялся на полу среди архивных папоки степлеров и производил впечатление безнадежно испорченного.
— Что у вас случилось? — испуганно спросилая. — Взрыв? Землетрясение? Падение метеорита?
— Кто-то забрался ночью в офис и перевернул все вверхдном, — ответила девушка и снова начала всхлипывать, — так что, выпонимаете, сегодня не самый удачный день…
Я уже собралась развернуться и уйти, но старичок окликнулменя:
— Постойте! Может быть, у вас что-то важное? Из-за этихвандалов, — он опять всплеснул ручками, — я не смогу помочь человеку!
— Вы — Евгений… Евгений… — Я замялась, пытаясьвыговорить сложное отчество нотариуса.
— Стратилатович, — пришел старичок мне на помощь.
— Наверное, мое дело не очень срочное. Я по поводу наследства,моя прабабушка, Софья Алексеевна Голубева…
— Софья Алексеевна! — нотариус засиял и тут жепригорюнился: — Значит, она скончалась?
Я кивнула, с удивлением наблюдая за его лицом: старичок былискренне расстроен, словно речь шла не о дряхлой старухе, одной из егоклиенток, а о близком друге.
— Софья Алексеевна была очень необычная женщина, можносказать — удивительная… — проговорил он наконец с грустью.
Я вспомнила старуху на больничной койке. Страннопредположить, что кто-то мог видеть в ней «удивительную женщину». Хотя… этипронзительные черные глаза… несомненно, в моей прабабке Софье было нечтоудивительное.
