при свете разводить огонь, нанизывать мясо, следить, чтобы не подгорело. Немая, принесшая кастрюлю с мясом, пахнущим возбуждающе ароматно, села на лавку возле добротного столика, врытого в земляной пол беседки, и с интересом следила за Никитой, колдовавшим над углями и мясом. Он повернулся к Александре, чтобы та видела артикуляцию его губ, и спросил, стараясь чётко произносить:
– Давно у отца сердце прихватывать начало?
Та кивнула.
– И часто?
Она пожала плечами, и сделала руками жест, который должен, наверное, означать: «когда как»… потом не выдержала, поднесла ладони к лицу и возбуждённо загугукала, показывая на дом, изображая копку лопатой, складывая свои грубые, большие ладони одна с другой, нагнув голову в сторону, касалась ими щеки и закрывала глаза, затем клала ладонь на левую сторону своей плоской груди и тяжело отдувалась.
– Я понял, – хмуро произнёс Никита, – работает, работает, потом сердце болеть начинает. Пойдёт домой лежать… Задыхается… А лекарства пьёт?
Александра снова кинула и, вдруг, из её встревожено смотрящих глаз, брызнули слёзы. Плакала она беззвучно, только шмыгала носом. Потом снова загугукала и начала быстро жестикулировать руками. Из всего того Никита понял: «А если умрёт, что мне делать?».
– Не умрёт! – твёрдо и уверенно ответил он ей. – Лечить будем. И бросайте вы надрываться! Живите для себя, радуйтесь. Денег-то хватает! Отец, наверное, и пенсию свою с карточки не снимает…
Александра отрицательно помотала головой, что-то жестами попыталась ответить, но осеклась, испуганно посмотрев на Никиту, и показала, что рот её закрыт на замок.
– Саша, ты вот что, – Никита серьёзно посмотрел на неё, – шли мне эсэмэски… Я в твой телефон свой номер вобью. Как, что-то малейшее случится – сразу мне пиши! А сдадите свой скот – положим отца в областную клинику на обследование.
Немая закивала головой и произнесла:
– А – ва! – затем вынула из кармана старенький, кнопочный «Нокиа» и протянула Никите.
2.
В середине декабря отец умер во время операции по коронарному шунтированию. Прямо на операционном столе… Сердце не справилось. Никита хотел отправить Александре сообщение, но передумал – поехал сам. Асфальтированную дорогу местами перемело, но его мощный внедорожник прошёл заносы довольно легко. Подъехав к дому, он хотел постучать в окно, но сообразил, что немая не услышит и быстро набрал ей: «Саша, я возле ворот. Открой». Та выскочила через минуту в накинутом отцовском полушубке, в больших валенках. В глазах метались тревога и ужас.
Прошли в дом. Пылала жаром и потрескивала дровами печка – отец, хоть и провёл газ, но любил топить печку зимними вьюжными вечерами…
Никита угрюмо взглянул на Александру и раздельно произнёс:
– Отец… умер… сегодня… днём…
Немая на мгновение превратилась в неподвижную статую, а потом завыла. Страшно, тоскливо, громко, будто раненая волчица. Никите сделалось не по себе. Он подошёл к ней, взял её большую, жёсткую ладонь с вздувшимися жилами, в свои обе и погладил, утешая и понимая – не утешит…
Вой резко оборвался. Александра смотрела на него потухшими, тусклыми, словно иссыхающие озёра глазами и чего-то ждала.
– Отца заберу завтра утром, – продолжал Никита, – послезавтра похороны. Я за тобой заеду пораньше. Поняла?
Та грустно покивала, поникла головой и бессильно рухнула на стул.
Гроб с телом привезли на отцовскую квартиру, пустовавшую и теперь, словно бы пропитанную скорбью об ушедшем хозяине, который больше никогда не вернётся…
Александра, вся в чёрном, стояла в изголовье гроба, время от времени поправляя: то венчик на голове покойного, то вынимая огарок свечки из закапанных воском мёртвых пальцев и аккуратно просовывая между ними новую свечечку. За два дня она сильно постарела лицом, из-под чёрного платка выбились седые пряди волос, которых не замечалось раньше, искусанные губы были обескровлены и серы.
Народу – прощаться и проводить отца в последний путь, пришло много. Зря он утверждал, что его забыли… Постояв перед покойником, подходили к Никите с соболезнованиями, пожимали руку, произносили что-то банальное. И все были для него, как бы на одно лицо. Даже молоденький, худощавый, светловолосый парень, совершенно незнакомый, который задержался у гроба дольше всех, что-то тихо прошептал, потом подошёл к Александре и погладил её по широкому, костлявому плечу. У той вдруг из глаз брызнули слёзы, и она нежно погладила парня по голове.
На кладбище Никита опять увидел этого парня. Тот поцеловал покойного в лоб и произнёс: «Прости и прощай!». И на поминальном ужине в ресторане, молодой человек снова попался Никите на глаза. Он разместился за столом рядом с Александрой, сидел тихо, подперев рукой голову, не слушая речей, произносимых в память о покойном Сергее Сергеевиче Ваулине. Никита внимательно стал наблюдать за ним. Выпил он три рюмки водки, чем-то закусил и собрался уходить. Но Александра двумя руками уцепилась за него, что-то гугукнула и показала в сторону Никиты. Парень замотал головой. Александра встала с места, возвысившись над столом, легко оторвала парня от стула и потащила его, отчаянно упиравшегося, к Никите.
–У-ум! – промычала она и сделала приглашающий жест рукой. Никита встал, подошёл. Парень стоял с пылающим лицом, опустив голову, всё порывался уйти. Но Александра крепко держа его за рукав, достала из кармана широкой и длинной чёрной юбки запечатанный конверт, на котором чётким отцовским почерком подписано было: «Моему старшему сыну Никите».
– На! – с трудом произнесла она, – о-о-цец иса-ал!
Никита, встревоженный непонятными событиями, торопливо и неаккуратно рванул край конверта, чуть не разорвав лежащее там и, наверняка, какое-то важное послание.
«Дорогой мой сын Никита!» – так начиналось отцовское письмо – «Я серьёзно болен. Сердце часто стало колоть и щемить. Колют уколы, но они слабо помогают. Когда меня не будет, Шурочка тебе передаст моё письмо. Сам я не могу решиться на разговор с тобой, извини. У тебя есть младший брат. Он родился в Москве. Когда я учился там, то серьёзно увлёкся одной женщиной и у нас родился мальчик. Назвали его Сергеем, в честь моего отца, который прошёл всю войну и погиб в Праге в 1945-м году. Теперь он живёт в нашем городе. Несколько лет назад я забрал его к себе. Так было надо. Он учился в техникуме, а потом поступил в университет. Учёбу его в Москве мне не потянуть, хотя я и стараюсь, как могу, но силы уже не те. Прошу тебя, как сына и самого близкого мне человека, не бросай его, помогай. Его мать теперь живёт с другим мужчиной. Она намного моложе меня и у них есть ещё ребёнок. А Серёжа, как бы, лишний. Возьми его в наше дело, очень тебя прошу. И не прогоняй
