class="p1">Прилив сил, наблюдавшийся у Димитрия минуту назад, очевидно, схлынул. Он заметно пошатнулся, стремительно побледнел и воззрился на Рене так, как обычно смотрят на чудовищ. Потом сел и тихо выдохнул:
— Мам-ма.
— Твоя мама тебе не поможет, — протянул Рене. — Ничья уже не поможет, Димитрий… Но не понимаю, чего ты так расстраиваешься! Ведь Матильда была какой-то посторонней женщиной, с которой у тебя один раз случилась связь, и то, по ее словам, не слишком удачная. А теперь смотри как все чудесно складывается! Новый Верховный, новый Хранитель Времени — не абы кто! Брат твоей лучшей подруги. Человек, с которым ты проработал в одной Канцелярии столько времени! Что может тебя расстроить?
Димитрий все бледнел и бледнел.
— Верно, ни-че-го! — гордо провозгласил Рене и улыбнулся еще шире. Димитрий только втиснулся в стену, словно надеялся, что камни его поглотят. — Ведь ты же точно не из тех, кто будет мелко пакостить брату своей подруги…
Я изогнула брови.
— Не из тех, кто станет устраивать глупые розыгрыши, — продолжил Рене, прожигая Димитрия насквозь далеко не самым доброжелательным взглядом, который только можно представить. — И уж точно не тот, кто станет обзывать его и всячески подчеркивать свое превосходство… Ведь ты, Димитрий, всегда говорил: внешность не главное, она ничего не определяет! Люди часто болеют, не всегда раскрывают весь свой потенциал сразу… Зачем дразнить, зачем бросаться в человека обвинениями, а уж тем более натравливать на него какую-нибудь компанию своих друзей, разыскивающих мальчика для битья…
У Димитрия дрожало все. Клацали зубы, дергались руки и ноги. Если б я не понимала, что это у него так проявлялся страх, то посчитала бы, что купидон болен.
Однако, сейчас мне совсем не было жаль его. То, что рассказывал Рене, звучало просто омерзительно. Мне было страшно даже подумать, что именно пришлось пережить моему брату, чтобы все-таки добиться уважения от окружающих его людей.
Но он не выглядел сломленным. Наоборот, спокойно смотрел на Димитрия и улыбался. Однако, я понимала, что это никоим образом не означало, что Димитрий может выдохнуть и дальше спать спокойно. Его явно ждала месть. Справедливая, да. Но месть.
Вот только мне очень не хотелось, чтобы Рене опускался до такого.
— Ну что же, Димитрий, — протянул тем временем Верховный. — Раз уж ты сам все понял… — он скользнул взглядом по побелевшему мужскому лицу. — То мне остается только вынести свой окончательный приговор. Ведь я принял решение еще до того, как даже заговорил с тобой.
Димитрий, и до того бледный, как смерть, задергался. Улыбка Рене пригвоздила его к месту, и он, словно прибитый к камням гвоздями, то сжимал руки в кулаки, то пытался подняться, но все равно оставался на все том же стуле. Зубы купидона отбивали неистовый ритм, пяты — настоящую чечетку.
— Я очень сожалею! — воскликнул он. — Мне жаль! Мне правда очень жаль, что у нас так с тобой все получилось, Рене! Я готов загладить свою вину!
— Что ты можешь загладить?.. Ты можешь только гадить, Димитрий. Ты всю жизнь только этим и занимался.
— Я исправлюсь, честно!
— И почему я должен тебе верить?
Димитрий застыл. По щекам его бежали слезы. Несомненно, он делал вид, что очень сильно раскаивается, но я, прекрасно помня, на какие пакости Димитрий был способен, понимала, что до истинного желания исправиться там, как до луны пешком…
— Потому что я друг твоей сестры? — мягко уточнил купидон, а потом повернулся ко мне. — Эдитушка! Эди! Эдюсик!..
Он перехватил взгляд Себастьяна и поспешно исправился:
— Эдита, мы с тобой столько времени провели вместе! И, — Димитрий втянул голову в плечи, — во многом ты была инициатором… У нас с тобой огромное количество общих воспоминаний…
— Боюсь, ничего не получится, — отметил Рене.
Димитрий стремительно повернулся к нему.
Верховный выглядел спокойно донельзя. Крутил песочные часы на цепочке с таким видом, словно это было лишь банальное украшение, и если оно разобьется, то ничего страшного не произойдет. Да и вообще, я поймала себя на мысли, что Рене не выглядит очень мстительным. Скорее просто издевается. Мой брат не был убийцей. Даже если Матильда погибла из-за его поступка — тогда Рене не пытался причинить ей вред, а скорее жертвовал собой.
Кто ж знал, что так выйдет…
Может быть, потому мир и выбрал его следующим Хранителем, что Рене не был ведом корыстными побуждениями? И при этом умел думать, а не вел себя, аки овца, вряд ли способная на что-то вразумительное?
В любом случае, пока что мне было не суждено это узнать. Я лишь наблюдала за тем, как Рене, мягко улыбаясь, продолжал сверлить Димитрия взглядом. А купидон, придумывая себе тысячу и одно наказание, уже оглядывался в поисках окна, в которое можно было бы выброситься, или люстры, на которой бы повеситься.
Да вот незадача, окон в подвале по понятным причинам не было, а вместо люстры под потолком блуждали два магических огонька, даривших ровный, мягкий свет. Повеситься на них было невозможно, сымитировать сие действие — тоже.
— Не понимаю, — наконец-то мягко промолвил Рене, — как можно так тесно дружить человеком, а потом даже не заметить, что его подменили… Они даже внешне далеко не одно и то же. Меня, отнюдь не близкого на тот момент с сестрой, смутили резкие перемены в ее поведении, а ты, стало быть, посчитал, что все нормально? Эдите свалились на голову три книжки, она получила сотрясение, но решила не сходить к врачу, а заняться купидоньим перевоспитанием?
Мое оправдание и вправду звучало смешно. Но Димитрий почем-то не смеялся. Я подозревала, что ему сейчас вообще было ни капельки не весело. Надо же, такой стресс пережить!
— Это не твоя Эдюсик, — припечатал Рене. — Это моя сестра Эдита. Нормальная Эдита, которая наконец-то заняла в этом мире положенное ей место. А твоя Эдюсик сейчас проживает в родном для нее мире и, надеюсь, не жалуется. По крайней мере, теперь ей не грозит несчастный случай, который унесет ее жизнь в юные двадцать пять лет.
— И, — выразительно шмыгнул носом Димитрий, — выходит, что…
— Что эта девушка участвовать в твоих дурацких затеях не будет. И отмывать тебя после всего того, что ты натворил — тоже, — уверенно кивнул Рене. — Впрочем… Эдита?
— Я б не стала его убивать, — отметила я.
— Ты решила быть милостивой? — уточнил Себастьян, явно принимая правила игры.
Его тон тоже звучал лениво, вкрадчиво. Мы, не до конца понимания, какой цели собираемся достигнуть, все равно общались с Димитрием примерно в одном тоне.
Купидон буквально примерз к своему стулу. Он поднял руку, осенил себя
