шельму, благо разит от неё так, как будто гниёт изнутри живьём… А может, так и есть на самом деле, кто знает? По крайней мере, я бы не удивился, коли выяснилось, что и взаправду разлагается на навозную жижицу эта кикимора! Поди, отжила уж своё давно, но в царствие мёртвых явно не торопится наша трухлявая кудесница…
Глава 19
Мирград. Таверна «Четыре копыта»
Конец августа. Спустя почти четыре месяца после начала осады
— Что я разузнал, Ратиборушка, ты себе не представляешь!.. — вечерело, когда запыхавшийся Емельян шустро влетел в ставший уже давно родным кабак и, нащупав суетливыми очами в лёгком полумраке «Четырёх копыт» знакомую здоровенную тушку, споро пропелёхал в дальний угол, за столик к Ратибору. Рыжебородый витязь был сыт, ибо как раз в гордом одиночестве, с ленцой догрызал добро прожаренного поросёнка, посему весьма благосклонно воззрился на плюхнувшегося перед ним княжьего племянника. Так и не отдышавшись, белобрысый летописец тут же заказал себе у Феофана жбан кваса с копчёной курочкой и, в ожидании вожделенного блюда с кувшинчиком, принялся спешно тараторить, явно горя желанием побыстрее выговориться. Похоже, Емельяна распирало изнутри осознание того, какие важные вести принёс он для своего могучего друга.
— И что же ты разведал, Емельмень? — Ратибор протяжно рыгнул. — Неужель разнюхал, наконец, как дети на свет белый появляются? К шестнадцати годкам, или сколько там тебе, пора бы уже ента знать, да… Хотя бы в общих чертах, в теории…
— Мне, так-то, ик, двадцать четыре, ежели что, медвежара рыжебокий!.. — конопатый непоседа обиженно икнул.
— М-де? А выглядишь максимум на шестнадцать-семнадцать…
— Очень смешно, Ратик! — Емельян было чуть нахохлился, но тут же остыл, явно вспомнив какой-то забавный эпизод из своей жизни. — А в семнадцать я как раз и выяснил, так сказать, на практике, как детишки производятся… Или вылупляются? А, неважно, ты ведь уразумел, о чём толкую!.. Да… Так о чём я?.. Сбил с панталыку, не скалься ты так едко!.. А, ну вот, у меня служанка трудилась одна, такая пухленькая, щекастенькая Весняна, старше меня на несколько годиков… Засранка смешливая, соблазнила меня аккурат на мой день варенья, представляешь? Ух, негодница! Как сейчас помню, промурлыкала мне лукаво: «Иди сюда, конопатик, обучу тебя целовашкам…» Ну и далее понеслось, как понимаешь… На сеновале до утра прокувыркались, даже с петухами очи не разлепили опосля, ибо задремали лишь на рассвете! Хошь, поведаю во всех детальностях? Ведь ента было так весело, нелепо и угарно!.. Сначала, значится…
— Нет уж! Избавь, Емеля, меня от таких подробностей! — Ратибор поспешно прервал начавшего было вдохновенно вещать княжьего племянника. — Мне только развёрнутого описания первых лобызаний этого пройдохи с евойной пухлой холопайкой не хватало для полного счастья! Как вы там поперво́й носами с ней потёрлись друг о дружку, бушь внукам своим трезвонькать втихаря от Жильки! А в мои растопырившиеся в томительном ожидании лопушки давай-ка лучше балакай сейчас, с чем прискакал сюды? Что разведал?
Почти четыре месяца минуло с момента прибытия под стены Мирграда западного воинства, и всё это время осада города не прекращалась ни на мгновение. За первым неудачным штурмом вскоре последовали второй и третий, также успешно отбитые русичами, после чего ослямы, понёсшие страшные потери при подобных безрассудных атаках, оставили попытки взять поселение с наскока, без особой подготовки, и принялись возводить осадные башни, угрохав на постройку оных три с половиной недели. Ну а когда пять чудовищных тур оказались практически готовы, небольшая ватага мирградских витязей в количестве сорока рях, под предводительством Ратибора, под покровом ночи тайком пробралась во вражеский лагерь да подпалила адские сооружения, к утру споро выгоревшие дотла.
Четыре десятка ватажников, удачно к тому же, без потерь воротившиеся с ночной вылазки в столицу, мигом стали в граде чуть ли не национальными героями. Шалмахи же, стиснув зубы и в разы усилив патрули да караулы, принялись собирать захваченные на всякий случай в поход и таки понадобившиеся две вифирийские катапульты, представлявшие собой поистине ужасные, огроменные камнемёты, способные швырять немыслимого веса глыбы на невероятные по всем разумным мерилам расстояния. Редко, но метко использовались данные орудия осами, ибо процесс их доставки и сбора был очень долгий, мучительный и трудоёмкий, растянувшийся в данном конкретном случае аж на целых три месяца. А Мирград всё это время жил, окружённый плотным кольцом неприятеля. Впрочем, славяне не особо тужили по данному поводу, неплохо приспособившись к условиям длительной осады: еды и питья в городе оказалось в достатке, ибо запаслись с избытком, и до зимы надеялись русичи дотянуть без особых проблем.
«А там уж и поглядим, как теплолюбивые пришлые западные вояки, знавшие, что такое снег и холод, лишь по россказням странствующих торговцев, постоят тут лагерем хотя бы с седмицу при наших, тридцатиградусных морозах! Ну а то, что враг катапульты возводит диковинные, громаднейшие, так ента не беда; и их спалим, как сожгли ранее туры осадные! Ну а как это сделать, пущай уж княже и его особо приближённые кумекают! Чай, и придумают чего, как в случае с башнями…»
Примерно такие обнадёживающие мыслишки кружили, как приближающийся осенний листопад, в голове среднестатистического мирградского ратника; настроения в рядах обороняющихся царили вполне себе приподнятые. В осаждённом городе, как и прежде, кипела жизнь; разве что разнообразие подаваемого хмеля в местных кабаках явно уменьшилось. В остальном же житие-бытие, с учётом, разумеется, военного положения, текло вполне себе естественным образом; простые горожане да рядовые воины мало в чём были ограничены.
Потому Ратибор и сиживал сейчас в таверне, не спеша отужинав в ожидании княжьего племяша; два законных дня отдыха ему выделил государь, благо на передовой царило некое затишье: противник вот уж какие сутки не лез к осаждённому граду, по-прежнему, впрочем, не снимая сплошного окружения, такого, что и мышь не прошмыгнёт мимо. Яромир нёс службу подле князя, денно и нощно охраняя покой Святослава, а Мирослав только недавно заступил в караул, на пару со Светозаром, лихо влившимся в ряды мирградской дружины и более чем исправно взвалившим на себя на время осады непростое бремя службы в княжеской ватаге. Оттого и оказались лишь вдвоём в «Четырёх копытах» рыжебородый витязь с Емельяном; последний, без зазрения совести пользуясь родством с правителем да своей новой должностью главы Тайной Канцелярии, сам себе устраивал разгрузочный день тогда, когда ему вздумается.
— Ну так что там за вести-то? — Ратибор недовольно покосился на непоседливого баламута, с волчьим аппетитом впившегося
