Грандони был исследован доктором Л.
Северини из Перуджи, который обнаружил, что чистый объем гемисфер (полушарий) красавицы равнялся 289 граммам, а еще 51 грамм приходился на мозжечок, ствол и продолговатый мозг. Основная работа по Грандони — Д. Кардон «D'una Microcefalata».
В XXI веке Антонию в миниатюрности головного мозга перещеголяли Чандра Бахадур, Джунри Балавинг и другие карлики Филипин и Непала.
Гипотеза взаимосвязи мышления и размеров мозга лопнула. Ее сменила версия о том, что «тем самым», ключевым, фактором является «зона Брока» (нижняя лобная извилина мозга).
«Брока» назначили ответственной за речь. Но и здесь вышел конфуз. Нижняя лобная извилина оказалась простым центром моторики губ, языка и гортани. Разумеется, ни малейшего отношения к смыслам и содержаниям звуков она не имеет и обслуживает всего лишь механику звукоиздавания. Аналогичная ей по функции извилина была еще в 1877 обнаружена доктором Duret у собаки и означена, как «центр лая», а позже найдена у всех млекопитающих без исключения.
«У животных нервные клетки в области Брока контролируют работу мимических и гортанных мышц, а так же языка» (Pinker S. The language instinct — the new science of language and mind. Penguin, London).
Затем выяснилось, что в процессе эволюции у homo несколько припухли лобные доли мозга. Этой-то припухлости и делегировали роль «главного отличия» человека от других животных.
Первым опроверг гипотезу об исключительной роли лобных долей Иван Петрович, за ним — У.Г. Пенфилд, а в 1977 году J. Hrbek поставил точку: «приписывание лобной коре самых высших психических функций традиционная догма, которая уже 150 лет задерживает прогресс научного познания».
Затем были обнаружены гены, типа HAR1, отвечающие за развитие коры мозга, а также другие мелкие генетические радости.
Поначалу это показалось решением неприятной загадки, но на проверку тоже оказалось блефом.
Дело в том, что если счастливого обладателя «Брока», HAR1, и самых больших лобных долей предоставить самому себе, с рождения лишив всякого влияния других homo, то мы вновь получим бессвязно мычащее существо. Мыча, оно будет мастурбировать при виде любой самки и при первой возможности в центре бальной залы наложит кучу.
Ни «лобные доли», ни HAR1 не сработают. Речь и мышление не возникнут.
История нейрологии и нейрофизиологии скрупулезно хранит все свидетельства о поведении тех особей homo, которые по разным причинам не прошли курс социально-культурной дрессировки. Этих документов много, но особенно живописны наблюдения за реальными «маугли», детьми разного возраста, в XIX-XX веках, обнаруженными в джунглях Индии.
О мальчике 12 лет:
«Его нельзя было заставить носить платье даже в самую холодную погоду. Когда сделалось холодно, ему дали стеганное одеяло на вате, но он разорвал его на куски и съел часть его вместе с ватой и хлебом» Jornal of the Asiatic Society Proceedings for june 1873.
О мальчике 14 лет:
«Он не говорил, он только визжал. Он не переносил одежды и стаскивал с себя все, что только на него надевалось. Не ел ничего, кроме сырого мяса и лакал воду языком. Предоставленный самому себе, он забирался днем в какое-нибудь темное место, ночью же выходил и бродил кругом ограды, если находил кость, принимался грызть ее с жадностью». Этот мальчик умер в приюте через четыре месяца». В Amherst Student помещено письмо профессора I. H. Seeye из Аллагабада (Индия), помеченное 25 ноября 1872 г.
О девочках:
«17 октября 1920 года в Годамуре, при уничтожении стаи волков были найдены две девочки - 1.5 лет и 8 лет. Доставлены в Миднарор. Из довольно подробных протоколов следует, что единственный звук, который они издавали — был крик-завывание. Этот крик начинался с грубого звучания и переходил в дрожащий пронзительный вопль на очень высокой ноте. Играя, они кусались. Старшая с 9 февраля 1922 года начала учиться передвигаться на коленях в выпрямленном состоянии (с выпрямленной спиной и без помощи рук) и вместо визжания научилась издавать звук “бхуу-бхуу”».
Обе девочки быстро умерли. Вскрытие показало наличие у них вполне здорового мозга. Разумеется, лобные доли, как и все остальные анатомические аксессуары, присущие современным сапиенсам, у них были вполне развиты.
Мы можем перебрать сотню примеров такого типа, начиная с XIV столетия и закончив XXI. Во всех случаях картина будет поразительно сходственна. Более того, качество мышления и интеллект непосредственных родителей тоже не будет иметь никакого значения.
Выстроив сколь угодно длинную цепочку из нобелевских лауреатов и лауреаток, мы можем разжиться «финальным» младенцем. У него будет безупречная академическая родословная и самая интеллектуальная «наследственность». Но опять-таки это будет обычное животное, не имеющее ни малейшего представления ни о конструкции простой зажигалки, ни о Павлове.
Как видим, наличие особых анатомических, физиологических и генетических механизмов, образовавшихся у человека в процессе эволюции, не играет никакой роли.
В данной ситуации не остается ничего другого, кроме как признать речь и мышление (т.е. внутреннюю речь) — случайными эпифеноменами работы мозга.
Что такое «эпифеномен»? Это некое побочное, второстепенное явление, которое может сопутствовать основным явлениям… а может и не сопутствовать. В зависимости от обстоятельств.
Фактология беспощадна. По всей вероятности, мозг предназначен отнюдь не для мышления, а лишь для обеспечения сложных физиологических функций сложного организма. Он может быть использован для мышления. А может и не быть, как это доказывают те миллионы лет, когда homo довольствовался скромной ролью стайного животного, проводящего жизнь в поисках падали.
Итак, эволюция не закрепляет те свойства, которые человек считает своими главными отличиями от других животных. Более того, эволюция выказывает в отношении речи, мышления и интеллекта поразительное пренебрежение. Они представляются ей менее важными факторами, чем форма лапок крота или цвет шерсти медведя. Увы, но генетическая незакрепляемость речи и мышления — это очень отчетливая «черная метка». Она прямо указывает на ничтожную значимость этих явлений не только в системе
Вселенной, но даже и на Земле.
Ничего удивительного. Миф о мозге — это всего лишь очередной послед «Альмагеста». Мнение о том, что мозг человека это «нечто, превосходящее сложностью и значительностью все, что мы знаем во Вселенной», вероятно, следует считать милым вздором и оставить дамам-психологам.
К сожалению, в разряд этих дам попадает и Докинз.
Дело в том, что мозг homo по параметрам «сложности», как часть картины вселенной, не может рассматриваться всерьез. Особенно по сравнению с планетарным движением, нуклеосинтезом, дырами и прочими естественными механизмами, которыми набиты галактики.
На мозг влияет всё без исключения. А он не может влиять ни на один существенный процесс. Чтобы убедиться в этом, не надо устремляться к Бетельгейзе или Солнцу. Достаточно маленького Эйяфьятлайокудля.
Особенно забавно выглядит «сверхсложность» мозга на
