новых документах, вместе со статусом. А ведущий на турнире лишь выразил свою неприязнь к безродным.
Я выдохнул с облегчением.
— Это хорошая новость.
На этой приятной ноте и завершился наш разговор. После нескольких минут общения на отдалённые темы, Михаил Громов поднялся на ноги, пожелал мне удачи, попрощался со старейшиной и пошагал к выходу. Мы со стариком проводили его до охраны, после чего вернулись к своим незавершённым планам. Старик побежал в дом смотреть телевизор, а я… у меня была в планах Екатерина…
Девушка всё это время только и делала, что ожидала моего прихода. Когда я дал ей понять, что напряжение миновало, она в ту же секунду вскочила с кровати, взяла меня за руку и повела в парк, к озеру.
* * *
Разговор с Михаилом Громовым послужил пищей для размышлений на много дней вперёд. Новая, неизведанная родовая сила заставляла ощущать что-то вроде предвкушения. Появился особый интерес к жизни — к тому, что есть что-то такое, о чём я и догадываться не могу.
Внутри меня есть что-то помимо магического начала — то, что можно развить, лишь убивая и даже пожирая детей Бездны. Разве это может не радовать?
«Я умоюсь кровью твоих сынов» — было последним, что я сказал Бездне в один из моих последних мгновений на Триаде. И сейчас от одной лишь мысли, что это может стать правдой, меня бросало в дрожь.
Весь следующий месяц я думал об этом. Анализировал. А помимо походов в школу и подготовки к экзаменам изучал особенности праны. В связи с чем узнал много нового.
Прана, как я понял к середине месяца, пробудилась после того самого подпольного турнира, где мне пришлось уничтожить Пустынного Беса и Пустотного Шакала. Пока неясно, как именно всё произошло, но я был уверен, что началось всё с того самого дня.
А затем я вступил на турнир, где сразился с крайне опытным «мастером». Притом встретился на глазах у тысячи людей, под светом софит и огромным давлением знати. До сражения новая энергия только-только обрела форму уродливого зародыша, а после… начала выходить наружу. И первый раз, когда я почувствовал в глазах жжение, был тот самый бой за выход в финал. В первом бою это случилось на мгновение, а во втором… её рождение ускорило состояние «нирваны». И во всех двух случаях прана делала моё тело абсолютно мне не знакомым, но крайне сильным.
Да, на данный момент с того боя прошло чуть больше месяца, но я всё ещё ощущал её внутри себя и был уверен, наступит время, когда я сделаю «прану» своим оружием против Бездны. Однако изучение на этом не закончилось. Ведь прана оставляла увечья, и с этим нужно было что-то делать.
И чтобы начать анализ, я решил ввести такое понятие, как индекс качества моего тела. Он не только отражал то, насколько организм приспособлен к выбросам аномальной энергии. Индекс по большей части выражался в способностях моего тела пропускать через себя прану, подвергаться изменениям, работая в тандеме с магическим началом, и выдерживать нагрузки.
Я посчитал, что мой индекс должен зависеть от генов, общего состояния тела и практик. И если гены мне изменить не по силам, то на общее состояние тела я повлиять смогу точно.
Но даже с ежедневными тренировками пока я считал свой индекс максимально низким. Прана в последний раз нанесла моему организму даже больше урона, чем это сделал противник ранга «мастер», поэтому и использовать её вместо привычных мне техник не было смысла. Разве что в ситуации, когда я встречусь с противником, который заставит испытать истинный страх за свою жизнь.
Вот только все эмоции, которые я испытывал за весь прошедший месяц, никак не относились к страху. Да, я ощущал волнение из-за грядущих экзаменов, признавал силу влияния противника под термином «математика», но всё же за свою жизнь не боялся.
Экзамены…
После турнира школьники больше не тревожили меня — ни смешками, ни шутками, ни попытками поквитаться за прошлые унижения. Даже взгляды с «презрительных» переменились в «завистливые». Больше скажу, ко мне перестали наседать и преподаватели. Химик и вовсе молчал в тряпочку и улыбался, когда я бросал на него взгляд.
Это позволило изменить свой график в подготовках к экзаменам. Если раньше я просыпался за два часа до начала уроков, чтобы больше времени провести в библиотеке, то сейчас мне было проще готовиться после школьных занятий. Да, чем ближе были экзамены, тем больше людей скапливались в «комнате знаний», но мне это никак не мешало.
Достаточно было погрузиться в состояние «дхъяна», как ощущение присутствия других испарялось.
Единственная проблема крылась в том, что я стал реже видеться с Елизаветой Борисовной. Директриса раньше зачастую навещала меня в библиотеке. Всегда был рад её видеть, а сейчас приходилось лишь вспоминать наши милые разговоры. Меня привлекала её строгость, которая распадалась от моих комплиментов, внешность и отношение ко мне так же разливались теплотой в душе.
Но перед экзаменами я не мог себе позволить такой роскоши, как милая беседа с директрисой. Впрочем, и у неё была куча хлопот, с которыми ей не было времени до меня. Поэтому этот процесс ушёл на второй план, а я сквозь «не хочу» делал то, что должен.
А именно готовился к экзаменам.
Как человек, который в будущем планировал отправиться в зону аномалий, я выбрал необходимые для поступления на службу предметы. Основными, конечно, были математика, физика и история. Эти предметы предназначались каждому из школьников. Из профильных мне досталась физкультура и артефактология. И если с физкультурой всё было просто благодаря моим успехам на Московском турнире, то с артефактологией… этот предмет я готовил практически без помощи учителей, так как в школе на него выделялось слишком мало времени.
Так и вышло, что к концу месяца случилось то, что должно было. Наступило время первого экзамена.
* * *
— Ну, сынок, ты готов?
— Я всегда готов, — улыбнулся я, стоя напротив зеркала в своей школьной форме.
— Точно? — Фируза посмотрела на меня строго, но с улыбкой.
Улыбалась из-за того, что до неё дошли новости о нашем будущем переезде. Ведь я разбогател на пятнадцать миллионов, в конце-то концов.
Да, Юрий Громов сдержал своё слово и выдал мне все десять процентов с прибыли, которые он выиграл на ставках. И как только на мой счёт была перечислена крупная сумма, я попросил Кирилла и Марью дать совет по покупке небольшого охраняемого района, где не будет и намёка о наличии преступности. Района, в котором люди, давшие мне первый толчок в новую жизнь, смогут проживать с комфортом и со всеми благоприятными условиями, не уезжая друг от друга далеко.
Ведь я дал слово безродным, что изменю их жизнь, и был готов выложить всё до копейки, лишь бы слово своё сдержать.
Мы даже отметили это событие с Екатериной. Сняли один из самых дорогих отелей в Московии и провели там всю ночь, завтракая, обедая и ужиная в самых дорогих ресторанах с лучшими видами. Это было прелестно, впервые за долгое время я мог позволить себе пожинать плоды своих трудов и ни в чём себе не отказывать.
Но это в прошлом.
Сегодня у меня экзамен, провались он пропадом. И я должен думать только о нём.
— Какой у вас предмет идёт первым? — с искренним волнением в голосе спросила Фируза, протягивая мне сумку.
— Математика, — мрачно отозвался я. Давно я так не нервничал.
— Два плюс два? — в шутливой форме спросила она.
— Шесть, — буркнул я с невозмутимым лицом. — Шучу. Четыре.
— Давай на экзамене без шуток, — посоветовала госпожа. — Просто сделай то, что умеешь лучше всего. Стань лучшим среди всех.
— Спасибо, госпожа… — поморщился я. — Я сделаю всё возможное.
— О, я верю! — нервно усмехнулась она. — Иди. В твою честь старики устроили парад во дворе. Специально проснулись пораньше, чтобы тебя подбодрить.
— Ох…
Глава 21
— Ребята, я нервничаю, — с волнением в голосе объявил Дубровый. — Нет, ребята. Я, блин, паникую!
Мы сидели на скамейке неподалёку от школы и ожидали инструкций от организаторов экзамена. И, признать честно, я разделял ощущения Кирилла, хоть и не показывал волнения на лице.
Впрочем, нам было отчего занервничать. Никто из одноклассников не остался равнодушным перед экзаменом по математике. Взгляды метались в растерянности, а внутри буквально коротило от ощущения неопределённости. Сегодняшний день и впрямь был способен изменить ход судьбы каждого из них. И всё зависело от результатов экзамена.
— Прошу, не нагнетай, Кирилл, — на Марье не было лица;
