– Приковать его к стене! Тебе сейчас мигом язык развяжут!
Ключи от цепей валялись прямо здесь же на полу. Всего за пару мгновений мужика прижали к каменной кладке, подняли его руки и провернули на два раза ключи на замках. Он обессиленно повис на цепях.
– Отпустить остальных, Ваше Сиятельство? – тихо спросил один из постовых. Лоренц, помедлив, покачал головой.
– Зависит от того, что за причины у него говорить нам неправду, – так же негромко отозвался он, хоть и не пытался скрыть своей злости. – Может, он воровать зерно пошёл. Вы сможете… заняться им?
Тот кивнул и вышел из комнаты. Сиятельство повернулся к висящему на стене.
– Что ж… – тише проговорил он, – давай пообщаемся. Как тебя зовут?
Мужик промолчал. Юноша нахмурился.
– Жаль, что ты такой несговорчивый, – он сложил руки на груди. – Можешь меня не бояться. Я своими руками тебе вреда не причиню. Не назовёшь имя? Будешь Жаном. Скажи, Жан, за что тебя сюда привели?
Пленный посмотрел вниз и дёрнул прикованной рукой. На ногах у него были новенькие кожаные сапоги на небольших узких каблуках. Не самая удобная обувь для того, кто работает на амбаре. Постовой снова зашёл с камеру, в руках его была длинная плеть-двухвостка.
– Это ведь не твоё? – так же негромко продолжил Лоренц. – Ты украл их сегодня? Потому и не признаёшься, где был?
– Я был у себя, – хрипло повторил пленник, – я дежурил, чтоб никто не зашёл в амбар. Хозяин оставил меня одного, и я должен был…
– Лжёшь, – тихо и равнодушно отозвался юноша. – Прошу вас, – он обернулся к постовому. Тот чуть размял плечи, подошёл к стене и, чуть покачав рукоятку в ладони, замахнулся плетью. Пленник стиснул зубы и тихо охнул; на рубахе его появились тонкие рваные полосы.
– Давай ещё раз, – спокойно повторил Лоренц. – Где ты был утром? Не говори про амбар – я заходил к вам. Юс был на месте. Один. И про пожар тоже не сочиняй. Где ты был?
Постовой провёл пальцами по ручке плети. Мужик отвернулся и замолчал.
– Ты не хочешь говорить? Или не можешь придумать чего-то правдоподобного? – Лоренц наклонил голову к плечу. Ему не хотелось, чтоб стражник продолжал его избивать; всё, на что он надеялся, так это на то, что названный Жан достаточно испугается, чтоб расколоться до начала порки. Но он, похоже, оказался крепким орешком. – Я не хочу, чтоб невинному причиняли боль. Но молчание говорит мне, что ты всё же виновен. Давай-ка мы снимем с тебя эти краденные сапоги, чтоб можно было вернуть их хозяину сразу, как только ты признаешься. Будьте добры.
Караульный что-то тихо проворчал и опустился вниз. С левой ноги он снял обувь быстро, а с правой отчего-то замешкался, будто той было теснее. Стянув всё-таки сапог, он обнажил тугую выпирающую повязку белого льна, из-под которой поблёскивал металл.
– А ты, похоже, не только сапогами поживился, а? – Лоренц одобрительно кивнул на немой вопрос постового. Жан попытался было пихнуть того ногой, но следующий удар плетью не заставил себя ждать. Караульный вспорол ткань и поднял упавший на каменный пол нож. Пленный снова попытался было отпихнуть его руку, но получил ещё один удар.
– Я не представляю, ВашСиятельство, где он мог такое стащить, – стражник почесал голову и передал Лоренцу клинок. – Дорогое такое… верно, такое только у старостовой семьи могло быть. Хотя и им не по карману будет.
– Подождите… – юноша коснулся лезвия, провёл пальцами по богато украшенной рукояти и вздрогнул. Перед глазами разом вспыхнули и Кипрейка с её песочным скакуном, и мальчишка с факелом, и труп с объеденным носом, и Олаф с раной в спине. Он перевернул нож и тихо выдохнул: на навершии был выгравирован такой знакомый знак звезды над холмом. Лоренц почувствовал, как задрожали его руки.
– Если ты так и не начнёшь мне отвечать, – так же тихо прошептал он, – то перейдёшь на дыбу, и стражник с плетью покажется тебе наслаждением. Понял меня?
Мужик промолчал.
– Ты понял?! – рявкнул Лоренц, ударив кулаком в стену. – Клянусь, сейчас только я стою между тобой и виселицей! Чей это нож?!
– Мой, – прошептал мужик. – Он давно у меня. Много лет уже. Это мой.
– И вместо того, чтоб продать его и жить без забот, ты устроился подмастерьем в амбар? – прошипел юноша. – Зачем ты хранишь оружие наших врагов?! Не отпирайся, я знаю, откуда оно!
– Это память, – пробормотал Жан, – память… первое, что унёс из-за моста…
– Что ты знаешь о смертях в деревне?! – Лоренц махнул рукой постовому с плетью. – О мельничихе, старике с храма, моём оруженосце? Младшем Благородии?!.
– Ничего… – взволнованно прошептал мужик, – ничего, правда, я о тех людях не знаю, Благородие не трогал, Ваше Сиятельство… он же ребёнок, как можно было бы?..
– А остальных, значит, можно?! – рассвирипел Лоренц. – Зачем носишь с собой?! Деревенских боишься? Или волновался, что кто найдёт в доме и караульным подаст на тебя?! Ещё раз спрашиваю, что знаешь о смертях?! Зачем тебе фратейский нож?! Объясни ему, что мы ждём ответов! – рявкнул он в сторону стражника.
Тот хмуро кивнул. Жан тихо проскулил от удара, и снова, и снова, и, когда охранник в четвёртый раз поднял руку с плетью, мотнул головой.
– Небом клянусь, ВашСиятельство, не трогал ни вашего слугу, ни мельничиху, ни старика, – прохрипел мужик. – Если кому и причинил зло, так только хромому бродяге нищему, который принялся за мной следить на днях! О нём, верно, никто не справлялся. Он, как пить дать, из оспенных кварталов пришёл…
– Снова лжёшь, – прошептал Лоренц, сжав рукоять ножа. – Ты видел его меч. Ты видел мой герб. Только полный дурак решит, что это нищий бродяга. Ты убил его ножом – вот этим ножом! – в спину, как свинью на мясо!..
– Я не видел, – жалобно ответил Жан, – небом клянусь, не видел!..
– Стой, – вдруг остановил его юноша. – Стой, – он поднял руку постовому, который уже готов был занести плеть. – Почему ты клянёшься небом? Почему не свидетельствуешь перед Всесветным?
Пленник замолк и опустил взгляд.
– Почему?.. – повторил Лоренц. Жан не ответил, только прикрыл глаза
