Сиятельство? – староста наконец поднял взгляд. – Кажется, сегодня службу и ужин на всю Терновку ставить не стоит?
– Как хотите, – бросил юноша, не глядя в его сторону, – ваш брат, вам решать. Я ему сказал уже всё, что мог. Теперь ваш черёд.
Снова раздался крик, снова кого-то потащили по дороге. На улице начало мести мелкими твёрдыми снежными крупицами. Небо начало темнеть – то ли с непогоды, то ли от заходящего солнца.
– Эдак у нас скоро и подвалы закончатся, Ваше Сиятельство, – мрачно произнёс Юлек, наблюдая за происходящим на улице. – Мы же на границе. Тут у каждого второго трофеи с боёв.
– Значит, мы допросим каждого второго, – равнодушно ответил Лоренц. – И вы пойдёте со мной, и будете запоминать всё, что они скажут.
Марта зашла в управу вместе с хмурым постовым. Знахарка прошла к столу, на котором лежало тело, и принялась раскладывать на нём свои бесконечные склянки, лоскуты ткани и полотенца. Караульный отрывисто поклонился и доложил, что они осмотрели все дома деревни вплоть до храма и оспенных кварталов.
– Хорошо, – прошептал юноша. – Проводите нас к ним.
В запертой камере подвала управы сидело не меньше двух десятков мужчин. Все они были угрюмы и беспокойны. Лоренц попытался было определить по взгляду, кто был взволнованней всех; но по итогу решил, что боится больше всего Юлек и молодой постовой, стоящий прямо около решёток.
Допрос шёл не быстро. Мужиков по очереди под стражей провожали в дальнюю камеру подвала: Лоренцу она приглянулась из-за кандалов на стенах и старой запылённой дыбы в углу. Он не планировал использовать их в деле, но взгляд пришедших сразу становился нервным и бегающим.
– Чего делал ночью? – сурово спрашивал он, сверля взглядом почерневшие колодки в углу.
– Хозяин пришёл спать после ужина у Благородия, – первый паренёк, помощник Алека на фуражном складу, явно робел перед дворянином. – Так и нас заставил, вот сразу заставил, вот вам слово! Принёс, нам, канеш, выпить там, закусить, за упокоенную госпожу, ну так и всё, и легли все, мы ж в одном доме все!..– Откуда сапоги?
– Дочь вышла замуж за сына купеческого, – хмурился бортник, – он нам на свадьбу всем новую обувь притащил. Да мне неудобно, в грязи вязнет, работать не выходит. Надевал вон только на свадьбу к Розочке, да на службы иной раз приходится, бывает, если обувь грязная слишком для того, чтоб в храм в ней ступать.
– Помнишь родных своих? Кто с юга?
– Бабка.
– Не дед? – изумился Лоренц. Смуглый парень покачал головой.
– Он бабку забрал от них и привёз трофеем. Отца, говорил, прятали в доме, пока не выучился говорить и молиться Всесветному. А бабку так со света и сжили… нравом резкая очень была. Не полюбилась нашим. А я вот… – он пожал плечами. – Бледнее батьки, на том и спасибо. Не знаю языка. Не знаю, кому кланяются. Мать с папкой-то здешние, праведные, и меня так же растили.
– Знаешь, что это? – Сиятельство протянул ему медальон с трупа. Парень покрутил его в пальцах и снова пожал плечами.
– Леший его разберёт. Постовые у меня дом весь вверх дном перерыли на радостях. Ничего у меня нет. Бабку похоронили со всеми вещами, в которых была. Ничего не оставили, чтоб не смотрели на нас косо.
– Откуда кружева южные?
– От вояк ваших, – богато разодетый мужчина хмуро глядел Лоренцу в глаза. – Мы с супругой кабак держим. От деревенских толком ничего не возьмёшь, хорошо если на десяток медяков напьются или шапку в залог дадут. А солдатня шалеет от девок наших, и половину награбленного с Фратании у нас так и оседает.
– Значит, – тихо произнёс юноша, не отрывая взгляда от его глаз, – у вас не только кабак?
Мужчина усмехнулся.
– Для кого надо – кабак, а для гостей капризнее и другие услуги оказываем. Да и кабак… одно название. Суп, пиво, мёд и каша. Водку, вон, только у Юса можно найти. Нам не продаёт, скотина, цену задрал и ждёт, что на коленях приползём.
– Чего два дня назад ночью делал?
– Дайте-ка упомнить… вечором ходил в храм на праздник. Долго там пробыли, – помощник Юса задумчиво покосился на кандалы, – деньгу отдали хорошую, нас девчонка тамошняя очень нахваливала. После молитв прошли по деревне, мы все вместе, вчетвером там были, с хозяином. А оттуда ужо и по домам. С петухами встали ужо. Ну да мы же виделись с вами, помните? Вы ж заходили к нам с утра!
Лоренц недоверчиво прищурился.
– Вас было много того дня… так ведь это от тебя пивом несло! – запоздало сообразил он. – Ты же говорил, что упился в ночь, что с утра лечиться пришлось!
Мужик смутился.
– Ну да, отметил чутка… посидели все у Августины, выпили, развлеклись… ужели подсудное дело теперь?
– Посидели, значит, все… – прошептал Лоренц. А ведь у остальных подмастерьев он ничего не учуял в то утро. – А сегодня как время занимал?
Тот покачал головой.
– Сегодня премерзкий день был, господин! Сначала обыски, потом свиньи эти, гонял их от амбара, чтоб не подъели у нас там всё, значится! А после эта, того-самое, согнали всех тушить конюшни. Таскал воду с пруда, руки все обморозил. Ужели вы меня там не видели? Я же прям вот перед вами проходил с вёдрами!
– Лжёшь, ублюдок, – прошипел Лоренц, медленно вставая со стула. – Дворянину лжёшь! Хочешь дыбу на себя примерить?! Отвечай, где был сегодня!
Мужик оробел и отодвинулся назад.
– Не вру, небом клянусь, не вру! Ужели не видели меня?
– Взять его! – рявкнул Сиятельство, ударив тростью о каменный пол. Из-за спины его показались трое караульных; один заломил его руки, двое других подхватили его за плечи. – Тащите к стене! Добровольно не говорит, так заставлю!
– Нет, стойте, не надо! – мужик пытался вырваться из хватки, затем, едва не заплакав, подогнул ноги, попытавшись встать на колени. Постовые удержали его на весу. – Постойте, я скажу, я…
Лоренц поднял руку.
– Где сегодня был? – сурово спросил он.
– Я… я работал у себя, нам хозяин распоряжения выдал, – он едва не хныкал, – он сам на пожар пошёл, а я…
– Снова лжёшь! – прорычал Лоренц.
