Не замечал его. Или не хотел замечать.
— Тут мне нужна пара дней, — прикидываю я расклад. — Пусть Зверь пока потрясется, понервничает. Плохо он узнал меня за эти годы, раз так рискнул. Но все-таки понимать должен, что я этого так не оставлю. Все будет красиво, мощно и больно. Звереву.
— Ладно, — кивает Рэм, поняв, что я пока не хочу раскрывать карты. — Мы сейчас куда?
— Ты — куда хочешь, у меня есть еще дельце, — бросаю я, направляясь к своей тачке.
Рэм, посверлив меня тяжелым взглядом, смиряется.
— Позвонишь?
— Да, — машу я рукой, загружаясь в салон. — До связи.
Дело у меня есть, и даже не одно, а два. Не знаю, с которого начать. Бабки эти еще, которых упоминала Жанна, взбесившие меня. Но со старыми дурами воевать, это вообще я не знаю что. Опускаться до уровня этих маразматичек и писать им на дверях хрень всякую? Замки ломать им? Пиздец, я еще не совсем сошел с ума.
Зато Зверев получит и за себя, и за бабок.
Ну, во вселенной должна быть справедливость. Так, как я это себе представляю… А что я нихуя не Зорро, тут уж сорян.
Еле выбравшись из пробки на Академической, чувствую, что я на грани. Так и стоит перед глазами рыло препода. Обвислые жирные щеки в прыщах, пот, текущий по вискам крупными каплями, маленькие поросячьи глазки, проплешина и вонь непромытого тела. Блядь, еще б от него жена не сваливала. Она у него молодая, на рожу ничего. Водопровод в доме есть, что, сука, двигает этими людьми? Или для них и вода из крана, как святая? Они за грехи свои боятся, что ли, расплаты? Или это, чтоб все окружающие сразу знали, что они — тухлая личность?
Чем больше я думаю о нем, тем сильнее охватывает бешенство.
Все, на что меня хватает, это не представлять, как он лез к Инге. Иначе развернусь, вернусь в универ, а Рэма со мной нет. Останавливать некому.
За этими мыслями я не замечаю, как выезжаю на объездную. Вокруг города в это время суток никаких пробок. Все давятся в центре. И я гоню, все крепче стискивая руль. Топлю, пока березы за окном не превращаются в сплошной бело-зеленый забор.
Словно вспышкой в голове всплывает воспоминание о встрече с лосем на ночной дороге. Это заставляет меня все-таки сбросить скорость. Я не могу сейчас загреметь в больницу, если что-то пойдет не так. Не все получили причитающееся. А я не получил еще свой шанс на Ингу.
Усилием воли загоняю себя на трек, где вчера беззаботно катал Зверев, и сбрасываю, сколько могу, напряга и агрессии.
Выдохнув и скурив три сигареты, делаю пару звонков, потому что в голове проясняется. Картинка складывается, и это уже похоже на план.
С каждым своим поступком, что приближает возмездие, я чувствую, что то, что меня гложет слегка утихает. Так и знал, что вся эта хрень про подставь другую щеку — полная туфта. Никогда в нее не верил. И подтверждение теперь получил.
Только вот жажда мести нажирается постепенно, а сосущая тоска по Воловецкой неутолима. И через час я обнаруживаю себя опять под ее окнами.
Глава 43
Демон
Сколько я тут уже пялюсь на ее окна?
Не могу уехать. И подняться не могу.
Права не имею.
И взгляд все время мечется от слепых проемов окна до хлопающей подъездной двери. Вдруг это она.
Уже начинает темнеть, а в Ингиных окнах все не огонька.
Где она? С кем? С ушлепком, с которым в парк ходила? На работе допоздна?
Пустая пачка давно в урне, а я не могу заставить себя дойти-доехать до магазина и купить сигарет. Это зона моего поражения, бермудский треугольник.
Каримов звонит. Еще одна жертва сердечной мины. У меня, блядь, не друзья, а прям кружок разбитых сердец.
— Мы у Рэма висим. На тебя пиццу заказывать?
Я сегодня ничего не жрал, но даже при мысли о еде мутить начинает. Мне кусок в горло не полезет, пока я не увижу ее хотя бы издали. Еще подъебывал Рэма, сам не лучше. Вот заехал на радиус Инги и попал под центробежную.
— Нет. Дан, я не знаю, когда приеду. Если что, сам захвачу.
Каримов молчит. Думает, походу. Он у нас самый сообразительный, судя по всему. Дан и за Ингу пытался заступиться, и на лету чует атмосферу. Эмпатичный. Один на кучку идиотов.
— Ты где? — спрашивает Каримов после паузы.
Ну. Что и требовалось доказать. Сечет.
— На Вольской, — честно отвечаю я, хотя хочется огрызнуться и послать нахер. Только на что злиться? На то, что он угадал? Что я, блядь, весь из себя такой крутой и невъебенный, сижу как брошенная псина? Типа не круто так?
Задний фон на том конце становится глуше, видимо, Дан куда-то выходит из комнаты.
— Я не уверен, что имеет смысл сидеть именно там, — вздохнув, выдает Каримов.
— В смысле? — не въезжаю я.
Ясен пень, Инга может весь день дрыхнуть, на это у нее прям талант, а может торчать, где угодно. Я не поеду ее выслеживать, я просто не могу отсюда уехать. Три раза включал зажигание уже и все еще тут стою. Хоть эвакуатор вызывай.
— Я вчера ее видел в другом конце города…
— И что? Она не коза на веревке, чтоб вокруг колышка скакать, — сквозь отупение от бесцельного просиживания на заднице слова Дана прорываются тяжело.
— Она не одна была, со мной здороваться не захотела.
Гашу в себе из последних сил вспышку яростной ревности.
— Не удивительно, странно, что вслед не плюнула. Гандон этот, небось, из универа ее…
— Брат, взрослый мужик там был. Постарше нас. Здоровый. Я за ними не пошел. Обнимал он ее не по-братски… Если Инги нет дома, думаю, она не придет…
Возрастающий шум в ушах мешает мне расслышать, что еще говорит
