—Не волнуйся, в случае чего, ему выгоднее будет носить на руках тебя, чем свою выбитую челюсть, — пожалуй, это была самая мягкая формулировка, на которую Никита был способен. Вечная компания людей, привыкших решать вопросы силой, накладывала свой отпечаток на его натуру. Но с ней он был другим. И даже улыбался. Не натянуто, а искренне.
— Никита, а мне обязательно искать кого? Давай ты будешь моим мужем?
Из Никиты моментально вырвался смешок. Вот уж и Маша с Медведем.
—Малышка, ну что ты такое говоришь? Смотри, я ж буду старый и дряхлый, а ты красотка. Красотка…
СВЕТА
—Красотка, просыпайся! — ушат холодный воды обрушивается на мое тело, мгновенно пробуждая после тягучего сна.
Оттуда не хочется уходить, хочу остаться в моменте, впитать в себя тепло и уют и забыть, что это сон. Я с трудом распахиваю глаза, сталкиваюсь со свирепым взглядом мужчины. Холод помещения вызывает шквал мурашек по изнывающей как будто от ожогов коже
В голове вакуум и расползающаяся боль, туманит взор. Не помню, как тут оказалась. Но реальность довольно круто обрушивается на меня, стоит только оглядеться по сторонам. Затхлое помещение, пропитанное сыростью и плесенью. Противный привкус оседает на языке. Сквозная боль в позвоночнике не дает мне просто сидеть на месте, но каждое движение приносит адскую боль.
—Вы кто? — пытаюсь пошевелиться, но все тщетно. Меня привязали к жесткому стулу. Сложно даже рукой двинуть.
—Красивая дочурка у Темного. Вау просто, — мерзкий мужик напротив приближается ко мне и злобно вперяется. Он большой и это все, что удается разглядеть. Сложно держать глаза открытыми, а еще невыносимо хочется пить. Так сильно, что кажется, что упаду замертво, если во рту не окажется хоть капли.
—Послушайте…
—Цыц, цыпа, слушать будешь ты. Сейчас я сниму видео для папки и твоего ебыря. Кстати, не думал, что вы настолько извращенцы. Но да ладно, это ведь даже лучше, да? Я бы хотел именно ему побольнее сделать, и вот вам, пожалуйста, одним махом двух зайцев…
Я хочу сказать что-то в ответ, но не могу. Язык не слушается и слова выходят изо рта рваным блеянием. Мне даже не страшно, мне скорее никак. Потому что все вокруг воспринимается сквозь призму сна. Не могу до конца догнать, и еще как будто бесконечно вязко выходит смотреть вперед.
В какой-то момент я снова вырубаюсь, за что получаю шлепок по лицу. Шершавая ладонь рисует уродский узор на коже. Печет нестерпимо, но я успеваю только глотнуть воздух, прежде чем сознание покидает меня.
Это неправильно, так не должно быть. Не знаю, сколько проходит времени, может час, может пару минут, это все сливается в сплошную бесконечность. Остается лишь холод и судорога в икре, так всегда, если я замерзаю.
Перед глазами мелькают картинки из прошлого, я постоянно вижу себя в объятиях Никиты, это болезненно приятно, а еще чертовски страшно. Я теряюсь в этих ощущениях, чувствуя огромную пробоину в душе. Черно-белые снимки стоп-кадрами щелкают один за другим, на всех я разная. Каждое воспоминание острой бритвой проходится по сердцу, стоит только вспомнить наш последний разговор.
А еще мне безумно страшно за него, потому что я не знаю, что чувствовала бы на его месте. Как бы там ни было, я видела в глазах Никиты любовь, ощущала ее, какая бы она ни была, замещающая или почти родственная, но она есть.
Хочется к папе. Чтобы как раньше с разбитой коленкой прижаться и зарыться носом в грудь. Понимать, что ты в руках человека, который за тебя порвет любого.
Хочется к маме. Спросить, почему все так складывается. И поплакать на плече, вдыхая родной аромат.
Я не знаю, что должна чувствовать после всего, что узнала, не знаю и не хочу знать. Во мне горят ненависть и любовь в одном флаконе, адская и пекущая неразделимая смесь. Не к конкретным людям, скорее к ситуации, в которой я в тупике.
Мой самый оглушительный цугцванг. Лучше не двигаться, да, пап? Наблюдать. Я помню, все помню, и я не двигаюсь.
На меня снова обрушивается ледяная вода,из-за нее зуб на зуб не попадает, а тело все трясёт как в припадке. Тысячи иголок впиваются в тело, пронзая до основания.
Я уверена, что меня ищут, вполне возможно, что они уже даже близко. Возможно и другое, конечно. И что тогда? С другой стороны, раз уж я тут, значит, просто убивать смысла нет, следовательно, цель в другом.
Из горла сдавленно просится:
—Мой отец…намотает тебе кишки на шею.
—Хм, ничего нового, узнаю породу Рашидовых. А теперь улыбнись в камеру, — тварь оттягивает клок волос, резко поднимая мою голову. Не могу сопротивляться, словно все силы разом покидают тело. Чтобы он ни сделал, я не дам ему нужных эмоций, иначе я не дочь своего отца. Слишком хорошо я осознаю, что может последовать далее, но готова ли я к этому? Надо продержаться и понять, где я нахожусь, чтобы максимально много выжать из ситуации.
— Я хочу половину всего, что у тебя есть, плюс голову твоего пса Макарского, и тогда твоя дочь не отправится на съедение к рыбам. Выбирай. Но хочу получить добро на его уничтожение, Темный. И полную индульгенцию впоследствии. А деньги будут бонусом за все содеянное вашей дружной компанией.
Эти фразы вонзаются в мое сознание болезненной колючкой. Эмоции как будто дремлют, а мозг перестает работать в нужном режиме.
Что? Что за обмен? Почему Никита? Гадкие ощущения продолжают заставлять меня чувствовать подступающую к горлу тошноту. Может мне снится? Волнение достигает апогея.
Я все не могу проснуться, начать действовать, как минимум переговорить с тем, кто постоянно обливает меня водой. В помещении настолько холодно, что я не чувствую ни одну из своих конечностей, только боль. Она топит реальность, окрашивая в синие цвета. Когда все-таки удается открыть глаза, ничего, кроме синего, я не вижу. Не понимаю.
—Знаешь, почему ты здесь? — звучит хрипло.
—Потому что захотел урвать толику власти? — онемевшими губами спрашиваю, не особо рассчитывая на ответ.
—Потому что я хочу компенсацию за все. За смерть жены и ребенка. Твой ублюдок жестоким образом расправился с беременной женщиной. Ни в чем не повинной беременной женщиной. Что там по принципам Рашидова? Хуйня принципы твоего папки, если он допускает такое от своей правой руки. Левая подает, правая забирает. А я, заметь, не отомстил через тебя, хоть, видит Бог, руки чесались. Нет. Я спрошу лично с него, девочка.
Меня бьет по голове обухом. Фигурально. Хотя я была бы не против, если бы буквально меня вырубили, чтобы не слышать этих страшных слов. Нет, я не была настолько знакома с обратной стороной жизни своего отца, но, Господи, я знала, что он никогда не тронет неповинных. И я верила, что Никита полностью придерживается его принципов.
Но эта реальность слишком глубокая, чтобы самостоятельно всплыть на поверхность с минимальными потерями.
