раньше меня. Конфликт в школе — разбираться шла она, а я из-за ее плеча наблюдала.
— Вы правы. Знаете, когда я поступала в училище, другие абитуриенты ждали результатов вступительных экзаменов с родителями, а я с Ариной. Она ради того, чтобы три часа простоять под дождем у корпуса, отпросилась с работы и, несмотря на то, что мы обе знали, что меня не могли не взять из-за статуса сироты, вместе со мной была в нереальном восторге.
Арина радовалась моим победам больше, чем я. Арина переживала мои неудачи вместе со мной. Арина злилась, когда меня обижали, сильнее и дольше, в то время как я быстро об этом забывала. Когда я выпускалась из школы на линейке с букетом цветов стояла она. Такие же цветы я ей вернула позже — вложила в гроб десять белых роз, туда, где должны были находиться ноги.
— Я даже представить не могу, насколько вам больно…
Я оборвала ее на полуслове:
— Больно — это не то слово, которым можно описать то, что я чувствую. Я осталась совершенно одна, у меня же никого нет. Почти. Это не справедливо, за что у меня забрали и ее? За то, что я воровала из магазина в 15 лет? Какие еще грехи я совершила, за что меня наказывают? Что? Уныние? А как не “унывать”, когда со мной не происходит ничего хорошего? Арина была подачкой, хоть какой-то просвет, но и ее у меня забрали! Почему тогда равноценно не наказывают убийц или насильников? Тех, кто украл не шоколадку, а миллионы рублей? Нет, им позволяется строить себе дачи размером с Нижегородскую область, — мгновение и я уже стояла перед столом Анастасии Леонидовны, нависая над ней, — простите.
— Ничего страшного, — она солгала, ее правая рука застыла у кнопки тревоги. — Прежде, чем я вас отпущу, расскажите о человеке, который вам обеспечил пребывание здесь, пожалуйста. Насколько я могу судить, вы очень дороги этому человеку. Дело даже не в деньгах, потраченных на размещение. И, будем честны, она заплатила, чтобы никто не интересовался кто вы друг другу. Дело в силах и участии в вашем лечение. Энже Витальевна ежедневно звонит в клинику и общается со мной и вашим психиатром.
— Энже особенный человек, — я снова села, — но почему она столько для меня делает — я не знаю. Благодаря ей, я держалась до последнего, и я знаю, что она меня не оставит, но… я же не могу пользоваться ее добротой. Понимаете, она — талантливая, умная, красивая девушка с огромным сердцем, а я — самое убыточное, ненадежное и того не стоящее вложение. Ее вера и труд уходят в никуда, хотя она могла бы изменить мир к лучшему.
— Разве то, что она делает для вас, не делает мир лучше?
— Это опасно для общества. Объективно, я — отброс. И, если бы я умерла раньше, то 15-летняя девочка не покончила бы с собой.
— Вы заставили ребенка убить себя?
— Косвенно. Я должна была отговорить ее.
Я не смогла признаться еще одному человеку в том, что причиной тому была моя ложь, но Анастасия Леонидовна будто все знала:
— В свое время я работала переговорщиком с самоубийцами, — теперь она отвела от меня взгляд. — Медиатор. Все, что я сейчас скажу — строго между нами, хорошо? Легче отговорить или переубедить преступника, чем самоубийцу. Вы и сами знаете, что намерение убить себя появляется не в моменте. Суицидальное поведение — всегда результат подавленной агрессии и травм, вытекающих из детства. Так формируется личность потенциального самоубийцы, и просто так никто из окон не прыгает. Родственники часто ищут виноватых извне — неправильные книги, друзья, злодеи из интернета и подворотни, кто угодно. Как психотерапевт, я не могу представить, как, например, мне бы удалось убедить психически стабильного человека навредить себе. И одно из главных правил переговорщика с потенциальными самоубийцами — понимать хотя бы примерно причины поступка этого человека. Нужно держать в голове, что человек сел на перила моста по причинам, которые сформировались задолго до вашей встречи. Исходя из этого, с профессиональной точки зрения я могу точно сказать, что вы сыграли во всем этом роль только свидетеля.
Снова стемнело, но Анастасия Леонидовна не смотрела на часы. Ее взгляд был устремлен куда-то далеко назад.
— А у вас были случаи, когда вам не удавалось кого-то спасти?
— Да, — она снова вернулась в кабинет, села ровно и захлопнула папку. — Думаю, на сегодня хватит. Увидимся завтра, Акылай.
Я постепенно приходила в себя. С каждым днем туман рассеивался, а мир вокруг обретал черты. Тишина в голове, которая пришла с новыми препаратами и обстановкой чистого, как белый лист, стационара, сильно замедлила течение времени. Когда по ощущениям должно было пройти часа два, минуло пять минут, а потому я мучилась в ожидании следующей встречи с психотерапевтом.
Я едва переступила порог, как Анастасия Леонидовна заговорила со мной:
— Хочу начать сеанс с особого вопроса. Как вы думаете, чего бы хотела для вас Арина? Она когда-нибудь говорила вам об этом?
— Мы вместе строили планы на жизнь, хотели поехать на пароме кататься, съездить в отпуск, реализоваться в жизни.
— Нет, конкретно для вас.
— Она хотела, чтобы я жила дальше, конечно. Чтобы я попробовала себя в чем-то новом, купила дом, потому что я уже несколько лет мечтаю жить за городом. Еще она хотела, чтобы у меня была семья, а у нее появились племянники.
— Хорошо, а чего бы вы хотели для Энже?
— Конечно, чтобы она была счастлива. Наверное, это все, чего я хочу, потому что знаю — она реализуется, как учитель. Да, как кто угодно, потому что она эталон трудолюбия, таланта и целеустремленности. Если Арина моя родительская фигура, то Энже — мой кумир. Мне нравится в ней абсолютно все.
— Гипотетически, чего бы вы хотели для себя? Представим, что вашей боли не существует, и вы можете абсолютно все.
С удивлением я отметила, что мысль о себе у меня не вызвала такого отрицания, как раньше.
— Я хочу дом. С очень маленьким садом, чтобы у меня не было и шанса посадить что-то кроме цветов и одной ели. Ну, еще для летнего бассейна место можно, но не больше. Глупая мечта, этого хочет едва ли не каждый москвич.
— Вы правы, все мы хотим загородный дом подальше о Москвы. Прекрасная мечта, — она искренне улыбнулась, — а кем бы вы хотели работать? Представьте, что у вас достаточно денег и
