первого, кто вам попадется, ведите в ближайший дом. Хозяев, скорее всего, никто уже не отыщет.
– Нужно их чем-то накормить, – Инза яростно ерошила свой ежик, – согреть. Сеги тут не помощники, у вас же даже электричества нет… не знаю… может, слетать в Оморон, привезти пищевых капсул и настройщиков побольше? Сари, что думаешь?
Саруватари растрепала влажные волосы, чтобы они быстрее высохли. Аметистовые пряди мерцали в сгущающихся сумерках.
– Не думаю, что мы сможем заставить этих людей есть капсулы и спокойно лежать с настройщиком, – с сомнением произнесла она, оглядывая площадь, – у них сильный шок… который мы своим присутствием только усугубляем.
– Но нельзя же оставить все как есть?
Мерцающие глаза Саруватари сердито сверкнули.
– Я этого не говорила! Просто так, с ходу, придумать что-то сложно…
Молчавший до этого Фэлри тихо произнес:
– Эмиттеры остановились. Возможно, сеги изменили решение…
– С чего бы? – фыркнула Инза. – К тому же Барьер мог остановиться просто потому, что программа закончилась. Он уже загнал всех в море, дальше двигаться смысла нет.
– Ладно, поменьше пустых разговоров! – перебила их Крис – с влажными волосами и одеялом на плечах, она валилась с ног от усталости, но в то же время кипела энтузиазмом. – Надо что-то делать, пока есть шанс спасти оставшихся людей! Сейчас уже не лето, одна ночь на улице в мокрой одежде – и им конец!
Она повернулась к группе оживленно переговаривающихся сегов – некоторые из них так и не выключили «крылья» – и громко произнесла:
– Ребятки, хватайте первого, кого видите, тащите в ближайший дом, ищите сухую одежду, одеяла – а мы будем затапливать печи…
Сеги смотрели на нее с недоумением, и Инза поспешно встала рядом с Крис.
– Они не понимают… я переведу.
Питер беспомощно взглянул на отца – он совсем забыл про языковой барьер. Разумеется, сеги не носили с собой лингвокодеры, в Омороне уже пару сотен лет как был один язык.
Сильван ответил успокаивающим взглядом, но легче от этого не стало.
Выслушав Инзу, сеги разбрелись по площади и начали неловко поднимать людей на ноги. Кто-то вскрикивал, отшатывался, из последних сил пытался убежать, другие с тупой покорностью принимали помощь, глядя внутрь себя пустыми глазами.
Крис повернулась к мужу и сыну.
– А мы давайте-ка соберем всех, у кого мозги не набекрень, начнем разводить огонь в домах, готовить еду.
Она сделала пару шагов и вдруг пошатнулась и повалилась вперед, уронив голову. Фэлри вовремя подхватил ее, поднял на руки. Сильван указал на ближайший дом.
– Сюда.
28
Питер потащился за ними, затопил плиту, поставил греться кастрюлю с готовой кашей. Делал все медленно-медленно – изнурение достигло крайней точки, все тело ныло, особенно руки, в которых он перетаскал несколько десятков человек. Едва хватало сил позаботиться о себе и своих близких, что уж говорить про остальных!
Водрузив на плиту закопченный ковш, полный воды, Питер опустился на низкий табурет и уставился на пляшущий огонь. От влажной одежды начал подниматься чуть заметный пар. Сверху доносились приглушенные шаги и голоса, дрова мирно потрескивали в пламени.
Питер потихоньку склонялся головой к коленям – вот-вот упрется в них лбом и так заснет. Он понимал, что еще ничего не закончено, далеко не закончено, но страшное напряжение последних дней наконец-то исчезло, и тело властно требовало отдыха.
Внезапно чьи-то крепкие руки подхватили его подмышки и мягко, но решительно поставили на ноги.
– Нет-нет, я могу идти! – слабо запротестовал Питер.
– Знаю, что можешь, – мягкое дыхание Фэлри коснулось уха, – тогда пошли. Тебе надо отдохнуть.
Питер сделал слабое движение, чтобы освободиться.
– Я могу сам…
– Знаю, – повторил Фэлри, – ты сделал все, что мог, сделал хорошо.
– А мама? Что с ней?
– Просто переутомилась. Твой отец сейчас с ней. Позволь мне… – Фэлри слегка замялся и закончил чуть тише: – Позволь мне позаботиться о тебе.
Робкая нежность этих слов перевернула все в Питере. Он открыл было рот, чтобы возразить, но вдруг понял, что не может и, главное, не хочет. А хочет просто быть рядом с эр-ланом. Вдыхать сладостный аромат его тела, чувствовать прикосновения тонких, но сильных рук. Забыть хоть ненадолго о гложущих душу воспоминаниях и просто быть вместе.
И возможно, тогда все как-то само собой наладится?
Опираясь на плечо Фэлри, он поднялся по лестнице на второй этаж и прошел в соседнюю с родительской комнату. Темные деревянные стены, у окна узкая кровать с расшитым яркими узорами покрывалом, по стенам развешена одежда – преимущественно платья. На подоконнике – резной гребень, шпильки и ленты.
Здесь жила какая-то девушка, в этой комнате. Где она сейчас, что с ней стало?
Питер вдруг понял, что не в состоянии больше думать и тревожиться за других. Источник сочувствия иссяк.
Фэлри помог ему снять сапоги и еще влажную одежду и лечь на кровать. Питер молча подчинялся – было неловко и в то же время ужасно приятно. От ласковых прикосновений эр-лана сердце забилось быстрее, словно напоминая своему владельцу, что и оно, и все остальные части тела еще ого-го, и если потребуется…
– Вот так, – Фэлри поправил одеяло и выпрямился, – отдыхай, тебе надо поспать.
– Повесь мою одежду внизу, пожалуйста, – пробормотал Питер и почему-то покраснел, – над плитой… ну… над этой горячей штукой. Чтобы просохла.
– Хорошо.
– Фэлри…
– М-м?
Питер с трудом приоткрыл глаза – на каждом веке, казалось, лежал пласт сырой земли. Эр-лан стоял в дверях со свечой в руке – стройная темная фигура с завязанными в растрепанный хвост волосами.
– Поди сюда, – прошептал Питер чуть слышно, зная, что чуткий слух Фэлри уловит его слова – как уловил крик отца сквозь грохот моря и ливня.
Фигура в дверях несколько секунд колебалась, потом чуть слышно стукнул подсвечник, мягкие шаги приблизились к Питеру и замерли рядом. Он закрыл глаза и протянул руку вверх, совсем как в детстве, когда пытался дотянуться до облака и ужасно расстраивался, что не выходит.
Тихо зашуршала ткань, Питер ощутил под ладонью гладкую, прохладную кожу щеки, а потом узкая рука легла поверх его руки, и нежные губы робко коснулись пальцев. От Фэлри пахло, как от цветущего яблоневого сада, омытого первым весенним ливнем. Запах был сладковатым, но не густым, наоборот, очень тонким, словно состоящим из множества легчайших слоев, и Питер, уже ощущавший вожделение эр-лана, вдруг понял, что сейчас его нет и в помине.
Это был аромат любви – чистой, не запятнанной плотским влечением. И Питер ужасно жалел, что не способен вот так же, без всяких слов, передать Фэлри, что у него на душе.
Он мягко привлек эр-лана к себе, тот склонился ниже, опустился на колени… осознание этого вдруг обожгло Питера, как огнем, желание мгновенно вспыхнуло в крови, и он, приподнявшись, жадно прильнул к губам Фэлри. Тот задрожал, горячий, пряный аромат окутал Питера, он запустил руки в густые, влажные волосы Фэлри и целовал его, как безумный, позабыв
