class="poem">
Да. Играешь ты на арфе?
КОМОС:
Я музыки не знаю, я – фиванка.
БАЛЬКИС:
Фиванка? А! Ты этим все сказала.
Твои отцы прославились издревле
Отсутствием и голоса, и слуха.
И хоть в душе сгораю я желаньем
Из уст твоих услышать гимн любви,
Но страшно мне, что на высокой трели
Испустит дух мой лучший попугай.
Так подождем с опасною забавой,
Не будем петь, возьмемся за стихи.
Ты можешь ли чередовать легко
Шутливый ямб с гекзаметром спокойным,
Произнося торжественные строфы
Под рокотанье лиры семиструнной? –
Ведь все же ты гречанка, хоть из Фив.
КОМОС:
Нет, не могу.
БАЛЬКИС:
Так, значит, уж наверно
Вакхической ты нас потешишь пляской?
О, будь мила! Что ж медлишь ты, скорей!
Заранее я с восторгом предвкушаю
Всю грацию пленительных движений.
Смелей, дружок!
КОМОС:
Я пляскам не училась.
БАЛЬКИС:
Как, тоже нет? Что ж можешь делать ты?
КОМОС:
Прясть, вышивать, считать и стричь баранов.
БАЛЬКИС:
Мне жаль тебя, мой бедный Гиацинт!
Твой вкус, мой друг, поистине ужасен.
Но все же ты мне нравишься. Поди
И поцелуй, как прежде.
(Гиацинт подходит к царице. Комос вскрикивает).
Что с тобою?
Ты, кажется, ревнуешь? Ха-ха-ха!
Она ревнует, слышите ль?
(Целует его).
КОМОС:
О, боги!..
Оставь его! Он мой жених.
БАЛЬКИС:
Потише!
Держи себя учтивей, мой дружок.
Не забывай, что говоришь с царицей,
А не с торговкой шерсти иль овец.
Но, отвечай, его ты очень любишь?
КОМОС:
Люблю, царица!
БАЛЬКИС:
Любишь глубоко?
КОМОС:
Как жизнь мою!
БАЛЬКИС:
О, в самом деле, крошка?
Я тронута до слез твоим признаньем.
Но, видишь ли, и я его люблю.
Он миленький и презабавный мальчик.
КОМОС:
Он мой, он мой! Оставь его, он мой!
БАЛЬКИС:
Нет, девочка становится прелестной.
То «да и нет», «не знаю», «не умею»,
И, вдруг, теперь приобрела дар слова,
И требует, и молит, и кричит.
Так как же, Комос, мы его поделим?
Уж разве мне придется уступить?
КОМОС:
Всю жизнь, всю жизнь мою не перестану
Благодарить тебя!
БАЛЬКИС:
Иль, может быть,
Ты сжалишься и мне его оставишь?
КОМОС:
О, пощади, не смейся надо мной!
БАЛЬКИС:
Так пусть наш спор решает сам виновник, –
Так будет справедливее и проще.
Ты, милая, согласна ли со мной?
КОМОС:
Согласна ли? О, с радостью, царица!
Я вижу, ты – мудрейшая из жен.
БАЛЬКИС: (ГИАЦИНТУ)
Что скажешь ты, мой милый, мой любимый?
Она иль я – подумай и реши.
Что ж медлишь ты и что тебя смущает?
КОМОС:
Царица, он дрожит за жизнь свою
И высказать тебе не смеет правды.
Но если б в кроткой милости твоей
Он был, как я, уверен, – то, конечно,
Явил бы он свою любовь ко мне.
БАЛЬКИС:
Ты думаешь? – Увидим. Слушай, милый,
Когда ее ты любишь глубоко,
Будь счастлив с ней, я жизнь тебе дарую.
Я повелю вам хижину построить
В тени олив на берегу ручья.
Работой вас, коль будете покорны,
Клянусь тебе, не стану изнурять.
Да и к тому ж немного друг для друга
Двум любящим и пострадать легко!
И вместе с ней, запомни, с нею вместе,
Всю жизнь, – ты понял ли? – всю жизнь свою
Вдвоем ты будешь
КОМОС:
О, какое счастье!
БАЛЬКИС:
Но если я тебе мила, – тогда
Я ничего тебе не обещаю,
Быть может, я замучаю тебя,
Быть может, стану я твоей рабою.
Скажу одно: и день, и ночь ты будешь
Со мной – моим рабом иль властелином,
Мной презренным, иль мной боготворимым,
Но будешь ты и день, и ночь со мной.
ГИАЦИНТ:
Я твой.
БАЛЬКИС: (обращаясь к КОМОС)
Ты слышишь?
КОМОС:
Гиацинт, возможно ль?
Отступник, будь ты…
БАЛЬКИС:
Увести ее.
Да чтоб о милом крошка не скучала,
Ее вы развлеките. Как и чем –
Вы знаете. И вы ступайте все.
ГИАЦИНТ:
Любовь моя, звезда моя, Балькис!
Я вновь с тобой, у ног твоих прекрасных
Как счастлив я!
БАЛЬКИС:
Тебе не жаль ее?
ГИАЦИНТ:
Кого – ее?
БАЛЬКИС:
Твою невесту – Комос?
ГИАЦИНТ:
Могу ль теперь я вспоминать о ней?
Я помню ночь в безмолвии пустыни
И отблеск звезд в таинственных очах…
И на плечах трепещущие тени
Далеких пальм, и долгий поцелуй,
Твой поцелуй, медлительный, как вечность.
О, дивная, твои уста из тех,
Что тысячу восторгов несказанных
Умеют дать в одном прикосновенье
И могут длить лобзанье без конца.
БАЛЬКИС:
Прими же мой бессмертный поцелуй.
(Целует его. Раздается крик за сценой).
ГИАЦИНТ:
