Так вот я прошу тебя, съездить туда и выяснить правду ли говорит генеральный писарь. Может и с гетаманом удастся переговорить, а то я не знаю, что нам делать, ждать его и хана или постараться уйти.
— Я не пойму короля и особенно Потоцкого, — мрачно сказал Серко, — чего они медлят, я бы на их месте заблокировал мосты через Пляшевую и удавил нас костлявой рукой голода.
Серко, как в воду смотрел, но он не знал, что на военном совете король предложил Иеремии Вишневецкому перейти на правый берег Пляшевой и блокировать мосты, по которым казаки переправлялись на ту сторону. Князь согласился, однако потребовал для себя пятнадцатитысячное войско. Оба гетмана стали возражать против этого требования, опасаясь, что останутся без самых отборных хоругвей.
Тогда король поручил Станиславу Лянцкоронскому скрытно переправиться с двумя тысячами солдат на правый берег Пляшевой и перекрыть возможные пути отступления казаков за речку. Брацлавский воевода, разделявший мнение воеводы русского о том, что для такого дела нужно гораздо большее число солдат, все же спорить с королем не стал и в ту же ночь форсировал реку, выбрав позицию которая бы позволила ему контролировать все три моста.
Однако Серко со своими донцами покинул табор еще днем и отправился к Вишневцу. Передвигался он осторожно чтобы не нарваться на татар, которые теперь было не понятно, на чьей стороне. Предосторожности его оказались напрасными, так как в Вишневце татар не было. По слухам, хан ушел на юг к Животову. Серко направился туда, но по дороге узнал, что татары повернули на Львов. «Понятно, за ясырем отправились» — подумал Иван и решил возвращаться в табор.
Там же за время его отсутствия ситуация резко изменилась. Появление поляков на правом берегу Пляшевой грозило полной блокадой табора. 29 июня была предпринята новая попытка вступить в переговоры с поляками, но Николай Потоцкий просто разорвал на глазах короля письмо с казацкими условиями мира, не став даже их оглашать. К этому времени из Бродов подтянулась крепостная артиллерия и поляки стали готовиться к штурму казацких укреплений. Гладкий — миргородский полковник, не пользовался большой популярностью у казацкой черни и, поскольку за три дня гетманства никаких мер, чтобы переломить создавшуюся ситуацию не принял, собравшаяся черная рада сместила вслед за Дженджелеем и его. Гетманом провозгласили Ивана Богуна, который за последние десять дней приобрел у казаков огромную популярность.
На состоявшейся затем малой раде с полковниками и частью старшины, новый наказной гетман изложил свой план действий, заключавшийся в том, чтобы с наступлением ночи в строгой секретности навести новые гати через болото и укреплять и расширять те мосты, которые уже есть. Для этого нужно было использовать все подручные материалы от свиток до возов. Но было также решено, что в этой работе участвуют только реестровики, остальные не должна знать ничего до того, как все войско с арматой переправится на тот берег.
План, предложенный наказным гетманом, пришелся всем по нраву. В принципе, он не был новым, предложения перейти на правый берег Пляшевой поступало с самого начала осады казацкого табора, но наказные гетманы до Богуна не решались на этот шаг, предпочитая переговоры. Обеспокоенность вызывало лишь то, как начавшуюся переправу сохранить в тайне от примкнувших к войску посполитых, многие из которых привели с собой и семьи. Сейчас их в таборе находилось едва ли не больше, чем казаков.
Днем 30 июня поляки продолжили обстрел казацкого табора, к счастью, пока еще не из крепостных орудий. Казаки на стрельбу отвечали вяло, начав уже перемещать часть пушек ближе к берегу. Когда землю окутал ночной мрак, реестровые казаки стали наводить мосты и гати. В ход шло все, что попадалось под руку, вплоть до кунтушей, серьмяг и нательных рубах. Наконец, когда почти все было готово, Богун скрытно перешел с двумя тысячами конных запорожцев через мосты на правый берег Пляшевой. Казаки на поводах вели с собой коней, копыта которых обернули своими рубахами, чтобы не было слышно конского топота и тащили за собой артиллерию. По наведенным гатям стала переходить болото и казацкая пехота. Когда несколько тысяч казаков появилось на том берегу Пляшевой и их количество с каждой минутой увеличивалось, Лянцкоронский еще раз наглядно убедился, что князь воевода русский был совершенно прав, требуя в свое распоряжение пятнадцатитысячное войско. Брацлавский воевода был храбрый воитель, но не самоубийца, поэтому, не сделав даже попытки задержать казаков, он отступил к своему лагерю. В свою очередь и Богун не стал атаковать его позиции, выстраивая переходящие полки на том берегу в походный порядок.
В течение короткой июльской ночи под покровом темноты большая часть реестровых казаков сумела переправиться на правый берег Пляшевой, осталось перетащить сюда же оставшуюся в таборе артиллерию. После этого реестровики должны были организовать переход по гатям и всех остальных, кто примкнул к казакам в качестве не только солдат, но и лагерной обслуги. Однако, когда часть пушек оказалась на том берегу, а остальная артиллерия только начала переправу, кто — то из оставшихся в лагере и не посвященных в замысел наказного гетмана, поднял крик, что старшина и реестровики, бросив остальных на произвол судьбы, уходят из табора. Поднялась неизбежная в таких случаях паника. Люди устремились к гатям и мостам, под напором толпы эти хрупкие сооружения не выдержали. Многие из тех, кто переправлялся по ним, оказались в воде и болоте, артиллерия, которую не успели переправить, погрузилась в воду и пошли ко дну. Богун, наблюдая эту картину с противоположного берега, в ярости кусал ус, но помочь гибнущим в болоте людям ничем не мог.
Поляки слышали шум, крики, женские вопли, поднявшиеся на рассвете в казацком таборе, и долгое время не могли понять, что там происходит. Наконец, решительный коронный хорунжий со своими хоругвями подступил к табору и, не встречая сопротивления, ворвался в него. Поняв, что казаки вырвались из уготованной им западни, а в таборе остались в основном безоружные крестьяне, поляки пришли в ярость и началась резня. Вскоре к Конецпольскому присоединились и остальные военачальники, на берег Пляшевой подъехал и сам Ян Казимир.
Наблюдавшие эту картину с противоположного берега казаки, отдавая честь своим погибшим товарищам, обнажили головы, а затем в скорбном молчании полк за полком двинулись в направлении Константинова.
В это время их и встретил Серко, возвратившийся из разведки. Он доложил Богуну, что татары уши на Львов за ясырем, но похоже, Хмельницкого с ними не было.
Тот в ответ лишь пожал плечами и Серко понял, что наказной гетман думает о
