- Что с ней?
- Пока трудно сказать. Юра, вы сколько ему вкололи? Почему он еще со мной разговоры разговаривает? Проверь дозировку!
- Она беременна. Вы понимаете? Она беременна…
Лера попыталась очнуться. Сказать хоть слово. Заверить Таира, что с ней все хорошо, потому что, ну, правда ведь – даже ничего не болело. Если только голова. Но как той было не болеть, если подушка безопасности прямо в лицо ударила? Лера сделала над собой усилие – все тщетно. Она постаралась еще раз – ничего. И чем отчаяннее были ее попытки вернуться, тем хуже ей становилось. Удерживать концентрацию совершенно не получалось. А потом ее поглотила тьма.
Ни один врачебный консилиум после не мог внятно объяснить, почему её отключка длилась так долго. Даже Таир, который пострадал в аварии гораздо серьезней, потому что подставил себя под удар, уже пришел в норму, после операции, а она – все никак не возвращалась.
- Господи боже мой! Не палата, а проходной двор какой-то! Таир Артурович, и давно вы тут сидите, позвольте спросить? С вашими-то травмами!
Таир покосился на дежурившего врача, за спиной которого маячил Калинин. Их взгляды встретились. Впервые с тех пор, как Таир более-менее пришел в себя.
- Я в норме. Еще немного тут посижу.
- Черта с два, - сузил глаза Николай Викторович.
- Господа! Что вы, что вы… Ну, ведь не место здесь выяснять что да как.
Тягостную тишину, установившуюся в палате, нарушило негромкое треньканье. Доктор выудил из кармана телефон, чертыхнулся и, бросив «Срочный вызов, я на минутку», вышел за двери.
- Если бы не ты, её бы тут не было, - сощурился Калинин.
- Может быть. Или если бы не вы.
- Что ты хочешь этим сказать?
- А вы подумайте. Зачем нам было убегать от репортеров? – Таир поморщился, растер повязку. Когда ему сказали начинать расхаживаться после операции, явно не имели в виду, что он устроит себе такой марш-бросок. Тело ныло от запредельной нагрузки. Прооперированный бок болел. Тиар побледнел, покачнулся. Мягко осел на кресло, но даже от этого плавного движения его прошиб пот.
- Я, кажется, сказал тебе выметаться. Или тебе помочь?
Таир хотел ответить. Уже не церемонясь. Но боль была такой сильной, что сбилось дыхание, и вместо слов он зашипел. Вдох – выдох, вдох – выдох. Пока она не притупилась.
- Скажите, вы ее любите?
- Что ты себе позволяешь? Она моя дочь! – зашипел Калинин.
- Тогда я поставлю вопрос иначе. – Вдох, выдох. - Как вы справились со своими родительскими обязанностями? Лера была счастливым ребенком? Или, может быть, она безумно счастлива сейчас?
- Тебя это не касается, щенок.
- Черта с два. Она – моя женщина. Беременная моим ребенком. Я никому… ни вам, ни кому-то еще не позволю лезть в нашу семью.
- Да ты со своим отцом сначала разберись! Тоже мне, умник. Не позволит он…
Пот катился по вискам. Ему нужно было вернуться в палату, но Таир не мог заставить себя уйти от неё.
- Что вы имеете в виду?
- То и имею. Старый черт спит и видит, когда вы расстанетесь! Думаешь, я – вселенское зло? А ты у него поинтересуйся. Зачем он мне звонил. Зачем сообщал, что вы продолжаете видеться, м-м-м? Как будто я этого не знал. Как будто от меня вообще что-то можно скрыть.
Таир растер ладонями лицо.
- Господи… Я одного не пойму, если так… зачем вы ее мучали? Всеми этими ультиматумами, – грудь Таира сотряс приступ кашля. Он хватился за бок, опасаясь, как бы не разошлись швы. А Калинин молчал. Может, он и сам не знал, зачем это делал. По привычке. Из маниакальной необходимости вертеть даже самыми близкими и родными людьми, как марионетками. Будто даже не понимая, какую боль этим причиняет.
И отец… Таир моргнул. Что Калинин имел в виду, когда говорил о его отце? Неужели это правда?
Пауза затягивалась. Тревога росла. И не было ей ни конца ни края… Тревоге.
- Эй. Ну, ты что, глухой? Давай. Вали отсюда.
- Я… больше… её… не… оставлю.
- Так вот и займись своим гребаным здоровьем, раз так! – рявкнул Николай Викторович. - А то помрешь здесь еще, а мне потом объясняй ей.
Может быть, ему чудилось… Этого просто не могло быть.
- Я могу считать ваши слова благословлением? – от боли Тиар скатился на подлокотник, но продолжал держать лицо. И то ли задирал Калинина, то ли шутил – непонятно. Николай Викторович стиснул зубы. Дверь открылась – в палату вернулся тот самый доктор на пару с крепким медбратом.
- Леша, давай… Помоги ему.
- Может, кресло?
- Я сам.
- Да он отключается!
Не отключился. Дошел. А уже лежа в своей койке, распорядился:
- Нам одну на двоих палату.
- Одну на двоих им. Ишь, ты!
И уж совсем сквозь туман забытья:
- Ты вообще слышала, что о них в новостях говорят? Санта-Барбара, блин.
А что говорят? Черт! Он ведь даже не знал. Мамаев пытался до него добраться, они даже говорили, но Таир тогда еще не до конца пришел в себя и ничего не запомнил. Впрочем, о том, какая поднялась волна, догадаться было не трудно. Таир еще подумал о том, что нельзя, чтобы эти сплетни дошли до Леры. Но пока не придумал, как заставить журналистов оставить их в покое. И провалился. Теперь уж точно провалился в забытье.
Проснулся от того, что сильно пересохло в горле. Пошевелился. Приподнялся на локтях. Тем не менее, сразу поняв, и где он, и что случилось. В изголовье у его койки в своем кресле сидел отец.
- Как ты?
- Жить буду. О Лере нет новостей? – медленно сел, спустил ноги с кровати.
- Ты чуть не умер, у тебя полон рот проблем, а это все, что тебя волнует?
- А тебя… удивляет… что? - жадно отпил прямо из бутылки, заботливо оставленной на тумбочке кем-то из персонала. - Ты же любил. И мою мать, и Лерину.
- И вот, чем это для меня обернулось. И для тебя.
- Со мной просто случился несчастный случай, папа. А у тебя, насколько я знаю, совсем другая история. В которую я не лезу. Вы уж с Калининым сами разбирайтесь. Взрослые люди.
- И с чем же, по-твоему, я должен разобраться?
- Ты правда считаешь, что сейчас самое время для этого разговора? – Тиар взял костыль и выдохнул через зубы. Отец молчал. – Что ж, ладно. Тогда я отвечу. Чтобы уж закрыть эту тему раз и навсегда. Ты тоже был не прав, отец. Я тебя не сужу. Но и не понимаю.
- И чего же ты не поймешь?
- Почему, если ты так любил ее – не вытащил из того ада?
- Я пытался! Я столько раз это ей предлагал! Но она все равно к нему возвращалась, черт его подери!
