Мы притормаживаем чуть в стороне от пикапов, огораживающих территорию, и я выскакиваю из машины. Тут же со всех сторон обрушивается какофония звуков: музыка, такая, что все внутри дергается в такт, чужие голоса, смех, крики, рев двигателей.
Пятнадцать минут. Проклятье. Так мало. Я понятия не имею, как искать Ермолаеву во всем этом бедламе. Разве что у нее все-таки хватило мозга найти «наших». Они, конечно, те еще свиньи, но уж обдолбанную в ноль безобидную однокурсницу не подставят еще больше. Не должны.
Я натягиваю капюшон толстовки на голову и решительным шагом направляюсь в толпу, отчаянно надеясь, что меня никто не узнает после того беспечного заезда.
Сегодня здесь еще оживленнее и шумнее, чем тогда. Толпа размалеванных девиц в коротких юбках, из-под которых едва не выглядывают трусы, парни всех мастей и калибров, даже какие-то взрослые мужики.
Всем весело, а я опять чувствую себя в западне. Мне душно, жарко и холодно одновременно, сердце бухает где-то в голове, вместо мозга.
Где эта доверчивая бестолочь?
Я принципиально по широкой дуге обхожу линию старта, где творится самый большой ажиотаж. Там так орут, так улюлюкают, что уши закладывает. Мне туда точно не надо. Вместо этого я иду примерно к тому месту, где в прошлый раз видела дорогих одногрупников.
Желтая машина Волшина издалека бросается в глаза. Как же не хочется туда идти! Но приходится стиснуть зубы, сжать кулаки и прокладывать путь сквозь толпу.
Ну, Ермолаева, ты у меня и попляшешь! Когда проспишься. Я тебе весь мозг выскребу маленькой ложкой! Чтобы неповадно было самой в такие ямы прыгать! Тоже мне нашлась взрослая и умная! Даже мне одной неуютно здесь, а она куда поперлась?!
— Оса, что-то ты припозднилась, — растекается в лихой улыбке Волшин, едва приметив меня, продиравшуюся сквозь толпу.
— Заткнись! — цыкаю на него.
Не хватало еще, чтобы орать начал и лишнее внимание ко мне привлек.
— Ох, ты! Анечка, как всегда, само радушие и приветливость.
Моя грубость его совершенно не трогает. Он взвинчен, возбужден, эмоции так и бьют через край. Глаза бешеные, сверкают. Венка на виске неистово бьется. Адреналиновый кайф в чистом виде. Значит, уже гонял.
— Где Ермолаева?
— Это кто такая? — беспечно улыбается парень.
— Марк, не строй из себя придурка. Ольга где? Я сказала ей идти к вам! Она пришла?
Вместо ответа он осматривается по сторонам, а потом орет во всю силу своих дурь:
— Егор! — Я аж подпрыгиваю и едва удерживаюсь, чтобы не треснуть ему по башке. Я и так нервная, на грани, зачем еще пугать? — Магницкий! Мать твою! Оглох, что ли?
Парень, сидевший на капоте синей тачки, недовольно оборачивается и нагло вскидывает брови, словно спрашивая, какого хера его царскую персону тревожат. Судя по всему, еще один сволочной экспонат в этом паноптикуме.
— Вот ни за что не пошевелится! — Марк кивает, чтобы я шла за ним.
У меня нет времени на эти игры, но приходится идти, потому что сама я вряд ли найду Ольгу.
— Чего орешь? — лениво интересуется Егор, а потом цепляется за меня взглядом, в котором тут же зажигается интерес. — О, а вот и Оса пожаловала. Опять гонять будешь?
Черт. Меня запомнили. Этого только не хватало.
— Нет, — сдержано улыбаюсь, — пожалуй, воздержусь.
— Зря. Сегодня тут весело. Огонь просто. Гостей понаехало. Могу машину одолжить, — говорит так спокойно, словно не тачку дорогущую предлагает, а пончик с шоколадом.
Мне плевать и на гостей, и на машину, но прежде чем я успеваю сказать это вслух, вперед вылезает Волшин.
— Оса сегодня не в духе. Кусается.
— Я всегда кусаюсь.
Черт, ну почему я с Волшиным могу всегда быть колючей, а с Мерзом вечно в тряпку под ногами превращаюсь? Кстати, где он? Опять со своей сучкой лижется? Невольно веду взглядом по сторонам, но останавливаюсь, одергивая себя.
Пошел он к черту. Мне плевать.
— Вы на меня любоваться собрались? — спрашиваю у парней, которые рассматривают меня, как чудную зверюшку.
Волшин как придурок кивает, а Егор хмыкает:
— А чего, собственно говоря, от меня-то надо?
Я вопросительно смотрю на Волшина, потому что понятия не имею, зачем мы сюда пришли.
— Подругу свою потеряла. Ермолаеву, — со смешком поясняет Марк.
— Ах, эту, которая в дудку обдолбалась, — Магницкий легко соскакивает на землю, делает пару шагов и распахивает заднюю дверь, — прошу.
Делает широкий приглашающий жест, шутовски склонив голову. Я недоверчиво смотрю на Марка, потом на Магницкого и только потом заглядываю внутрь салона. Там, некрасиво развалившись на кожаном сиденье, спит Ольга. На колготках дырка, юбка сползла на бок, тушь размазалась на полфизиономии.
Придушу!
— Они мне ее свалили, — недовольно выдает Егор, — а сами развлекаются. Что ржешь, Волшин? Салон ты будешь после нее оттирать?
— Даже не подумаю, — Марк вовсю угорал.
— В общем так. Я в няньки не нанимался. У меня скоро заезд. Я ее или прямо тут выложу, или с ней поеду, но безопасность не гарантирую…
— Я ее заберу, — прерываю гневную тираду, — только помогите вытащить.
— Без проблем! — с нескрываемой радостью соглашается Магницкий.
Я хочу еще что-то сказать, но слова леденеют внутри, потому что краем глаза улавливаю, как между машин выходит Меранов и направляется к нам. Такое ощущение, будто ржавой пилой да по нервам. Аж передергивает.
— Что у вас тут происходит? — Мерз интересуется с таким видом, будто царь-батюшка пожаловал к нерадивым холопам.
— Ничего, что касалось бы тебя, — тут же огрызаюсь, в штыки воспринимая его появление.
Мне хватило утреннего разговора, а сейчас нет сил даже просто стоять рядом с ним. Ломает. От его вида, запаха, голоса.
Магницкий заинтересованно смотрит то на меня, то на Захара:
— Как у вас весело.
— Они всегда что-то делят. Не обращай внимания, — Волшин лениво поигрывает ключами от машины. — Видишь, Анечка как примерная подруга пришла забрать злостную оторву Ермолаеву. А мы выдаем подарочек.
Меранов смотрит на меня, не отрывая пытливого взгляда:
— Только за этим приехала?
— Не твое дело.
— Пойдем-ка, — хватает за руку и тащит за собой, не обращая внимания на смех парней и скабрезные шуточки.
— Захар, — упираюсь всеми силами, но он тащит вперед, как на буксире, — Захар!
Ему похер, он останавливается, только когда мы оказываемся рядом с его автомобилем. Смотрит таким взглядом, что я невольно отступаю. Пячусь до тех пор, пока не упираюсь спиной в машину. Меранов идет следом. Неспешно приближается. Лицо, как каменная маска — ни единой эмоции, но у меня такое чувство, будто от него бешенство во все стороны расходится, словно круги на воде после упавшего камня.
