— Там? — спросил Вележ, проследив за моим взглядом. — Вот и я чувствую, что там.
— Очень холодно, — пробормотала я.
— Это рефлекс, посмертное отражение, а не настоящий холод. Не обращай внимания. Просто сообщай мне обо всех изменениях в ощущениях.
Вележ отвернулся к столику у двери и выложил на него из своей розовой сумки несколько коробок, свертков и тугих мешочков.
— Наш реквизит, — объяснил двоедушник. — Что это? — он сунул мне под нос тонкую палочку, обильно облепленную какой-то светлой массой.
— Аморатические палочки… ароматические, — поправилась я, понюхав. — Пахнет классно!
— Это тебе оно классно, — поморщился форензик, — а вот мне не очень. Я как бы одержим, голубушка, если что. Однако экипировку никто не отменял: ноблесс оближ, профессия, приходится терпеть. Те белые – специальные бхутогоны(*) из Бхарата, заказываю через Сеть. А вот эти черные уже местного производства: полынь и вереск. Дам сигнал – зажжешь семь штук на свой вкус. Самых аморатических.
*бхуты – бесы (санскрит)
— А в мешочке что? — заинтересовалась я.
— Соль. Добрая старая защита от нечисти. Жаль, что многие старинные традиции канули в лету. Раньше в каждом доме по углам и у входа расставлялись блюдечки с солью.
— Вам она тоже не по... вкусу, да?
— Не так, как это, — Вележ открыл узкую коробку. В ней лежали три палочки: золотая, серебряная и железная. — Уф, серебро. Колючая пакость.
— Боевые, — уважительно протянула я, вытянув шею.
— Умеешь пользоваться?
— Нет. Я же на первом курсе только.
— Ах да. Тогда просто не лезь под руку, если что, — Вележ развесил палочки в особые петли на поясе.
— Если… что «что»? — я непроизвольно передернулась, взглянув на лестницу. — Что там, наверху?
— Пока не знаю. Дом в стазисе… ах, нет, уже нет. Умничка Тони знает свое дело.
Дом задышал, но не так, как живое, жилое место – как агонизирующий, погибающий зверь. Захлопали окна, забились, взлетели к потолку занавески на лестничной площадке. Вокруг нас с ревом закружился морозный ветер с запахом затхлости. Я закрыла лицо руками.
— Разница в давлении! — прокричал Вележ. — Сейчас закончится, не бойся! Ну вот… идем.
Все стихло, но дом продолжал… корчиться в муках. По крайней мере так его ощущала я.
— Спалить бы здесь все потом … к импам собачьим, — бормотал под нос Вележ, шагая по скрипучим ступенькам, — так ведь продадут кому-нибудь после очищения. Глупцы. Ни один ритуал такое не очистит.
На середине лестницы форензик продолжил свой тест на знание паронормального.
— Эктоплазма. Что это?
— Это… плазма, видимое проявление анти-коловрата… единственное видимое проникновение Той Стороны в наш мир, чаще всего опасное, — отрапортовала я, слегка задыхаясь – мне не хватало кислорода. — Проявление эктоплазмы ощущают все, в той или иной степени… например, страх, беспокойство в зараженных фантомами домах. Видят ее не все. Только маги ее видят.
— А общаются с призраками единицы, — Вележ многозначительно на меня обернулся. — Вот сейчас и проверим…
Он не договорил. Как-то странно запнулся. Мы были уже наверху, стояли перед раскрытой дверью. Единственная комната на втором этаже смотрелась неестественно, словно кто-то снес из помещений все перегородки. Скорее всего так оно и было. Но это были мелочи по сравнению с тем, чем она была наполнена, эта комната. Будто кто-то большой и неуклюжий заполнил ее кукольными принадлежностями. Будто тебе предложили развлечься в балаганном аттракционе, одном из тех квестов, где из стен выскакивают пластиковые уродцы в форме – уродливые карлики или огромные мохнатые пауки, а с потолка свисают безголовые тела.
В комнате не было мебели – ее заменяли выполненные в натуральную величину, вырезанные из картона картины, наклеенные прямо на веселенькие, в крупный цветок, обои: двухмерные шкафы, тумбы, даже ванная и унитаз. Я почувствовала себя маленькой и попавшей в ловушку. Ребенок-великан вот-вот заглянет в окно, протянет руку и схватит… свою игрушку. Когда глаза привыкли к аляповатым фигурам, я разглядела обитательницу этой фантасмагории – девушку на кровати. Кровать была единственным настоящим предметом мебели – узкой, с шариками из кости на ажурной железной спинке. Такие были в моде лет… семьдесят назад?
Она лежала, по-кукольному подняв в воздух согнутую в локте руку. Мертвые глаза смотрели в потолок.
— Мы вовремя, — хрипло сказал Вележ. — Скоро начнется манифестация. К счастью, неполная, ослабленная: полнолуние уже миновало. Это плюс. Зато за окнами темнеет. И как-то подозрительно быстро. Это минус.
— Откуда вы знаете? — пропищала я, выдавливая голос через стиснутое ужасом горло. — Что она не ушла, а все еще здесь.
— Потусторонние рефлексы: холод, ветер, звуки. Слишком сильны эманации смерти. Слишком она была ужасна… ее смерть. Много эмоций: боль, отчаяние, страх. Ты все еще слышишь тиканье часов, Лучезара?
Я прислушалась и кивнула.
— А часы-то вон, — Вележ указал на стену над кроватью.
Часы были картонными, как и вся мебель.
— Не думала учиться на экзо-форензика? У тебя неплохо получается. Так, девочка, работаем. Вон там сделай дорожку из соли. Палочки вокруг кровати, втыкай прямо в щели между половицами. Зажги все. Фу, ну и вонь! Сюда идет наше начальство. Молчать и таращиться. Это у тебя тоже неплохо получается.
— Почему вы меня прикрываете? — прямо спросила я.
Снизу эхом донеслись голоса. Хлопнула дверь.
— Потому что… нам нужно поговорить, — сказал Вележ, надевая ярко-синие перчатки. — У тебя есть кое-какая информация для нас с Мадленой. Все потом… за хорошим стейком. А пока слушай. Вдруг покойная захочет пообщаться. Судя по паронормальной активности, это тип «кей», не ниже… Вы вовремя, господа. Она вот-вот манифестирует.
Райяр выдохнул и выругался, обняв себя за плечи и затравленно оглядывая комнату. Олевский молчал. Его лицо было белым, как бумага. Я непроизвольно шагнула вперед…
… обнять…
… успокоить…
… согреть заледеневшую душу…
… погладить по слегка заросшей щеке…
… ты не виноват… это ложь, что ты виноват… не слушай их…
Что это со мной? Слишком много эманаций вокруг – расчувствовалась. А не надо бы: я голем без эмоций.
В комнате заметно потемнело. Ногам стало еще холоднее. Я опустила взгляд вниз: от кровати по полу кучерявым рисунком расползались узоры инея, изо рта вырвалось облачко пара.
— Началось, — невыразительно произнес Вележ.
Форензик вынул из своей замечательной сумочки крошечный диктофон и начал монотонно начитывать на него отчет о происходящем. А тем временем в комнате становилось все холоднее. Лепестки инея доползли до дорожки из соли и перестали расползаться, не в силах преодолеть барьер. Краем глаза я видела напряженное лицо Олевского.
