— Марго! — рыкаю я. — Нет!
Вот «нет» и всё. И хоть усритесь! Что они тут мне предъявят? Какие доказательства? Усы, лапы и хвост? Записи переговоров? Камеры видеонаблюдения, е? Нема! Вот и отвалите. Если только свидетели. Но тут слово Фогетта против слова короля.
— И знаешь почему? — злюсь я, что как раз словам Фогетта Марго так быстро поверила. — Потому что между нами «недевочками», а я два дня ходила на раскорячку после первой брачной ночи. С королём.
— Прости. Прости меня, пожалуйста, — поспешно хватает она расчёску и начинает разбирать на пряди мои волосы. Чешет долго, задумчиво. А потом обречённо набрав в грудь воздуха, всё же решается сказать. — Со мной в первый день он тоже был груб. Да и потом, — тяжёлый вздох. — Тебе, наверно, не стоит этого рассказывать, но у меня выбора не было.
— Можно подумать у меня был! — качаю я головой. Всё же мои неутешительные догадки оправдались. Имел он её, бедную, как хотел, чёртов Георг Пятый. А потом как в эротическом романе: он её трахает, а она его любит. Или не любит? Сейчас, видя её сочувствие, я уже в этом не уверена.
Уверена я в другом. Что Гошка из-за этой своей грубости и не понял, что не первопроходец он. Да и хрен у него, видать, поздоровее мармеладного. У Катьки и было-то… один раз. Всё осталось скромненько, узенько, по-девчачьи, а тут он со своим тараном. Вот оно снова и травмировалось. В общем, сам себе оказался режиссёр. И кто знает, хорошо это или плохо. Был бы нежнее и висеть мне сейчас где-нибудь на позорном столбе, мух кормить. А раз вышло так, ничего не знаю: один раз по-нашему не считается!
— Объясни мне другое, Марго. Зачем это надо Фогетту?
— Если ты не была невинна, Фогетт в этом уверен, а король скрыл, то Дамиан может обратиться к Святой Церкви и, если он это докажет, то ваш брак посчитают незаконным. Ибо королевская кровь должна быть чиста.
— Чего королевская кровь?
Это она о чём? О телегонии? Когда ребёнок может наследовать признаки предыдущих партнёров, с которыми спаривалась самочка. Они здесь всё этим мракобесием прикрываются? Или это мне надо заканчивать общаться с собаководами и слушать священников, призывающих к целомудрию, а то лезет в башку всякая ересь.
— Тебя могут отправить в публичный дом, если Фогетт откажется на тебе жениться, — ни грамма злорадства в голосе Марго, только тревога.
— И короля уже спрашивать никто не будет?
— Наверно, он может оставить тебя себе, — виновато пожимает она плечами, — как меня. Но лишь до того времени, пока снова не женится. И законным наследником твоего сына никогда не посчитают.
Ага, щаз! Размечтались! И… вот сука!
Последнее — это всё, что я могу сказать про Фогетта. И нет смысла даже спрашивать Марго зачем ему это надо. Я сама выясню это у Мармеладика. И боюсь к его длинным волосам и девчачьей внешности после встречи со мной добавиться ещё и тоненький голосок. Которым он по гроб жизни будет кукарекать, навсегда оставшись без наследников.
— Так выходит любой может заявить королю, что имел его жену и всё? Брак аннулируют?
— Конечно, нет, — смотрит она меня с таким состраданием, словно не сомневается, что было у нас всё с Мармеладиком. — Нужны свидетели, доказательства. Простынь. Первая кровь.
Они что тут и тест ДНК будут проводить? Да мало кто и чем может испачкать простынь. И вообще какой-то непривычный термин для потери девственности. И я его уже слышала. Но по причине непросвещённости подумала, что это про первую менструацию.
— Первая кровь? Ты уверена, что это про потерю девственности?
— Да. Для этого при консуммации брака и приглашают свидетелей.
— И раз всё у короля законно, Фогетту за поклёп, я надеюсь, отрежут язык? — кривлюсь я, когда шпилька втыкается в сантиметре от моего продолговатого мозга. Вот до чего уже довели женщину! Становлюсь злой, кровожадной, бессердечной. Коварной.
— Боюсь, что нет, — вздыхает она и отвечает на полном серьёзе. — Ведь он особа королевской крови. И на хорошему счету у Святой Церкви. За него вступится вся знать. И если он предоставит доказательства…
— А если нет? Если их просто нет и не может быть?
Блин, хоть её обратить в свою веру что ли. Но Марго вдруг становится не до моих проповедей.
— Я не знаю, — отвечает она рассеянно, снова промазав последней шпилькой, потому что смотрит не на мою причёску. На пол. Словно увидела тикающую бомбу.
Там, среди других подарков притаилась маленькая коробочка, оформленная в сине-голубых тонах, от которой она не может отвести глаз.
И пока я сама перекалываю волосы, припудриваюсь, наношу на губы немного блеска, нахожу свой вид достаточно роковым, чтобы уделать этого Фогетта как бог черепаху и… жду её объяснений, Марго молча, словно ноги отказываются её держать, опускается прямо на пол и невидящими глазами смотрит на подписанную карточку.
И то как она выглядит, не просто меня настораживает, заставляет забыть даже про Фогетта, встать, подойти. А затем и сесть рядом с ней, похожей на тонущий корабль, идущий ко дну под гнётом своих тяжких, просто неподъёмных дум.
Искоса посматривая на неё, пытаюсь разобраться сама, чем же её так пришибло. Достаю из коробочки пару лебедей, украшенных сверкающими камнями. Так себе. Безделушка с китайского рынка. Если бы, конечно, не подозрительная тяжесть и благородный золотой блеск. Забираю из слабеющих рук Маргариты карточку.
«Его Светлейшество Тиз де Амвон с супругой».
А вот и причина. Мда… Я бы тоже расстроилась.
— Твой бывший муж?
Вместо ответа она закрывает лицо руками.
— Марго, не стоит, — бросив подарок, обнимаю я её вздрагивающие плечи. — Не стоит он твоих слёз. Не плачь, девочка моя! Будь сильной.
— Не могу, — качает она головой. — Это так больно.
— Я знаю, знаю, — тяжело вздыхаю я, потому что знаю. Точно знаю каково это, когда тебя бросают. Но во мне на эту вопиющую несправедливость вскипает такая злость, что хочется убить их обоих, и Фогетта, и этого Тиза. Потом оживить и ещё раз убить с особой жестокостью. Устроить им обоим Варфоломеевскую ночь. Или день. И все пятьдесят оттенков сумерек. — Если тебя это утешит, то знай, я что-нибудь обязательно придумаю. Не поздоровится ни этому Фогетту, ни твоему сучонку мужу. И этой Святой Церкви заодно. Вот не хотела вмешиваться, но доберусь я до них. Ох, доберусь!
— Ты не сможешь, — всхлипывает Марго и качает головой. — У Тиза с Дамианом столько денег, что местный епископ ножки им целует, чтобы только угодить.
— Так и мы не пальцем деланные. Я всё же жена короля Георга, мать его, Пятого, моя девочка, а не Васи Пупкина. И сама я, конечно, не справлюсь, но если постараться… если ты мне поможешь.
— Но что я могу? Что? — шмыгает она носом на моём плече. — Я теперь никто. Падшая девка.
