— Знаю, но только тебе я могу доверится, как себе, не считая Вики. Девушка не должна быть в эпицентре козней матери, с нее достаточно. И Игорь бы не стал так подставлять меня, он знал, что Евгения просто так ничего не оставит девчонкам, — поделившись с Эдуардом насчет Мирославы и того, что у Игоря была еще одна дочь, друг присвистнул, цыкнув.
— Молодец, мужик, не терялся, — рассмеялся он. В это время вошла на кухню Вика. Моя любимая девочка облокотилась о косяк дверей, и скрестив руки на груди, стояла, слушала мой разговор. Распустившиеся волосы обрамляли ее хрупкие плечи, глаза сияли, и коварная улыбка притягивала к себе, заманивая, возбуждая меня. И я желал впиться в ее губы, вновь иссушить до дна, покорить страсть Вики к себе.
— Не терялся, — повторяю за Эдуардом, а сам впился взглядом в длинные оголенные ножки Вики. Она демонстративно приподняла край белой рубашки, показывая бедро, затем широко улыбнулась, подмигивая. — Ладно, вечером будем. — Убираю телефон от уха, и словно хищник следую к жертве, только Вика совершенно таковой не является. Напротив, мы оба оказались в клетке, и теперь два сильных хищника рвут друг друга на части, заявляя права на каждого.
Я глажу ее ножку, проводя тыльной стороной ладони снизу вверх. Прикосновение настолько наэлектризовано, что каждый импульс пробивает клетки всего тела. Наши дыхания участились, затем Вика откинула голову назад, уперевшись затылком о дверь. Она закрыла глаза, наслаждаясь мгновением, чувственностью и ощущениями, которые пронзали душу насквозь. Я приблизился еще на пару сантиметров, нарушая границы, которых больше не существовало между нами. Наклоняюсь, беря ее за затылок, сам утопаю с поцелуем в лебединую шею Вознесенской. Она застонала; набросившись на пульсирующую венку, я покусывал и посасывал кожу девушки, бесстыдно поднимая другую руку, оголяя ее совсем. Рубашка слетела с ее плеч, и теперь девушка стояла на кухне в моих объятиях совершенно голая.
— Я не могу насытиться тобой, — рычу в изгиб ее шеи и плеча, и снова впиваюсь зубами, причиняя немного боли. Вика начала глубоко дышать, затем сама коснулась своей груди и стала мять сосок, который тут же принял форму горошка. Это буквально лишало рассудка, и обезумев, я схватил ее за бедра, усаживая на себя. Член изнывал, желая упругой плоти Вики. Она хохотнула, добившись своего. Коварная кошечка. — Сейчас будет быстро, и только для меня одного. Это твое наказание.
Она надула губки, но искоса посмотрела так, что теперь, кажется, я останусь без удовольствия, потому что все отдам Вике. Смахнув рукой две тарелки со стола, я уложил ее на белоснежную скатерть, словно собрался писать картину, и Вика была моей личной статуей-натурщицей. Звук бьющихся тарелок нам нисколько не помешал, лишь напротив усилил искру, которая превратилась в пламя. Выгнувшись, Вика развела бедра, приглашая меня завладеть ею здесь и сейчас. Я видел, как сочилось ее возбуждение, и немного опустившись, впился в естество девушки, ощущая языком соль ее страсти. Сжав обе ягодицы до боли, знал, что после останутся небольшие синяки, и Вика будет недовольна, но так она будет знать, что теперь принадлежит мне. Она моя. Сила мысли может толкать на такие вещи, что, сойдя с ума, пойдешь на все, ради страстного желания. Вырисовывая круги языком в ложбинке естества Вики, я покусывал и посасывал клитор, доводя девушку до изнеможения. Щелкнув по нему, впился поцелуем и в этот момент Вика зарычала, царапая меня по оголенным плечам.
— Ах…, — застонала она еще сильнее. Гортанно. Грудь заколыхалась, затем Вика попыталась притянуть меня к своим губам за волосы, но тщетно. Стол шатался под нами, скрепя ножками о плитку. Прекратив пытку над клитором Вики, я прикоснулся губами к ее внутренней части правого бедра, покусывая кожу, царапая зубами… это поистине высшее чувство, наблюдать, как оргазм сливается с возбужденным желанием. Девушка извивалась в моих руках, молила, чтобы я позволил ей кончить, но я намеренно издевался над ней, наказывал. — Костя, — взмолилась еще сильнее, пристав на локоть. Я жадно смотрю ей в глаза, цвет которых стал походить на растопленный черный шоколад. Даже на языке ощутил вкус горечи, смешанной со сладостью. Шумно сглотнув, я выпрямился, стягивая с себя спортивные штаны. Моя плоть набухла до максимально возможного размера, и теперь я жаждал овладеть душой Вики, хотя уверен, она давно уже моя.
— А теперь ускоримся, — предупреждаю ее своим охрипшим голосом. Вика раздвинула ноги еще шире, маня указательным пальцем. Твою мать! Я был явно не в себе, когда без всякой осторожности вошел в нее одним резким толчком. Стол жалобно пискнул, сливаясь со стонами Вознесенской.
— А…а…а…, — слегка приоткрыв рот, Вика выпускала на волю своих личных демонов. Я насаживал ее на себя, удерживая за бедра. Впиваясь пальцами в нежную плоть, стал массировать ягодицы, ускоряя натиск движений. Девушка закинула руки за голову, и ее прекрасная грудь была абсолютно беззащитной передо мной. Немного замедлившись, налег на нее, и втянул один сосок, получая взамен вновь сладостный стон, превращающийся в рык. Обдуваю его, и снова веду дорожку поцелуев к талии. Затем усиливаю толчок, первый…второй…третий… Вика уже закатила глаза от интенсивности возбуждения. Каждый стон походил на приближающийся вот-вот оргазм. Схватив ее за шею своей левой рукой, я надавил слегка, применяя элемент удушения. Девушка распахнула глаза, но потом… доверилась. И я был счастлив, что моя саба без слов поняла, как вести себя в таком случае.
— Я буду трахать тебя каждый день, везде, где только захочу, — обрывками резко бросаю слова, продолжая вколачиваться в нежную плоть Вики, и она принимает меня всего, обвив мой торс ногами в кольцо. — Буду дарить наслаждение, которое никто не получал прежде. — Нежная кожа Вознесенской покрылась розовым, разгоряченным оттенком, соблазняя меня еще сильнее.
— Да, — шепчет, облизнув свои иссушенные губы. Она смотрит мне в глаза, источая только любовь и преданность мне. Я размыкаю хватку, наблюдая, как к ее лицу приливает кровь и красит щеки. Башню сносит, но все-таки держу себя в руках, не позволяя большего без смотрителя. Это чувство эйфории, как наркотик, ударяет в мозг и вышибает его напрочь. Можно просто заиграться и прекратить чувствовать рамки дозволенного, и это крайне опасно, когда переходишь подобную черту. Выйдя из нее, я размыкаю за своей спиной её ноги, и на невысказанный вопрос Вики, приподнимаю ее за руку, впиваясь в губы жестким поцелуем. Обнимая меня за шею, она даже не подозревает, что я задумал для ее попки.
— А теперь ложись на живот, — разорвав крышесностный поцелуй, я приказываю Вике принять позицию. Девушка вглядывается мне в глаза, а затем опускает свои — смиренно и беспрекословно. Разворачивается, грациозно опускаясь на стол. — Держись за край крепче, — предупреждаю ее, и она мигом ухватилась за него, пребывая в томительном ожидании. — Ты моя, саба, — глажу по ягодице, встав левее. Вика повернула голову на бок, и посмотрела на меня затуманенным взглядом. В это время я переместил руку чуть ниже, накрывая ладонью ее естество, и ощущая кожей влажность возбуждения. Замурчал, как гребаный довольный кот, только что испробовавший высший сорт сливок. Но Вика и есть высший сорт. Несмотря на грязь и мрак избалованной, безбедной жизни, девушка осталась настоящим человеком, способным разглядеть весь смрад.
