Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
Еще одна «кубышка» вдруг сообразила:
– Ой, а ведь и у меня репродуктор не слышно! Я внимания не обратила, а сейчас вспоминаю: правда не слышно.
В разговор включилась и пожилая, одетая в солдатскую шинель женщина:
– И у нас нету…
Обычно очередь оживала, когда показывались сани с хлебом, но тут заволновались сразу все. Стали вспоминать, и оказалось, что репродукторы не работали у всех, свет в парадных тоже не горел.
Юрка шепотом поинтересовался у Жени:
– А у нас?
– Я не слышала тиканья, – так же шепотом ответила девочка.
В довершение вдали показалась бредущая без саней продавщица!
Очередь мгновенно смолкла. Что могло означать отсутствие рядом с ней возницы с грузом? Ограбили по пути или…
Думать о самом страшном не хотелось, кто-то в очереди принялся… считать ее шаги, а женщина рядом с Юркой и Женей зашептала соседке:
– Надо было самим к хлебозаводу идти. На Левашовский. Там в магазине всегда хлебушек есть. Район наш, дают всем.
Та покачала головой:
– Левашовский больно далеко. Мне не дойти.
– Мне тоже. А мои соседи ходят, говорят, там хлеб горячий и крошки не считают, а если лишнее, ну, чуть-чуть, то и не отрезают. А так-то вот ждать… Небось с возницей чего случилось, вот и насидимся без хлебушка.
Юра повернулся к Жене:
– Пойдем и мы на Левашовский?
Женька не представляла, где это, а потому кивнула.
Продавщица уже доплелась до молчаливой очереди, окинула всех мрачным взглядом и тихо произнесла:
– Нету хлеба… Электричества нет…
Кто-то ахнул:
– Как это?
Старик горько усмехнулся:
– Вот почему репродуктор не стучит.
Девичий голос добавил:
– И газеты сегодня тоже не было…
Звуки и весь мир куда-то исчезли, стало по-настоящему страшно.
У них давно не было не только нормальной – просто жизни, не было еды, дров, не стало воды, сначала остановились троллейбусы, потом и трамваи, не было никакого спокойствия по ночам, да и днем из-за бомбежек и артобстрелов…
Все, что у них было, – кусочек хлеба размером с ладонь, черного, в котором меньше всего муки, да вот этот стук метронома из репродуктора. Пока звучал метроном, можно было что-то делать. К нему прислушивались постоянно, разжигая скупой огонь в буржуйке, мысленно молили черную тарелку на стене, чтобы просто тикала, не объявляя о воздушной тревоге, чтобы не пришлось заливать водой и без того отсыревшие дрова, чтоб успеть сварить суп непонятно из чего и съесть его не наспех, глотая и обжигаясь, а со вкусом, пусть и вкуса в нем нет.
Репродуктор объявлял не только о воздушной тревоге, это была хоть какая-то связь с внешним миром, связь с самой жизнью за пределами темных обледеневших комнат, за пределами скованного льдом и голодом Ленинграда. «Ленинградскую правду» давно уже не было возможности купить, на стендах из-за мороза газету тоже не вывешивали, зато повторяли некоторые статьи по радио. Там же читали свои стихи ленинградские поэты, звучал голос Ольги Берггольц, рассказывали о том, что остальная страна помнит о Ленинграде, делает все возможное, чтобы ленинградцам помочь…
Хлеб и радио – все, что у них было еще вчера, а сегодня…
Сегодня не стало даже этого.
Не кусок черной массы, похожей на замазку и называемой хлебом только из-за неимения чего-то другого, а единственная надежда протянуть еще этот день, стать на сутки ближе к весне, дожить до тепла, до возрождения жизни. Не тарелка репродуктора на стене, часто хрипящая и иногда даже ненавистная, а связь с остальным миром, доказательство, что тот существует, что жизнь за пределами их ада есть. Не звук метронома, от которого сначала сходили с ума, а счет секундам спокойствия, надежда, что, пока он стучит, твоя жизнь и жизни тех, кто рядом, не оборвутся по злой воле других, кто сыплет бомбы с неба и расстреливает город из орудий.
Они привыкли к смертям и бомбежкам, почти привыкли к голоду и даже холоду, разучились делать многое, без чего цивилизованный человек своей жизни и не мыслил, но лишиться этих последних доказательств самой жизни не могли…
Первым опомнился почему-то Юрка. Он осторожно тронул Женю за рукав:
– Пойдем на Левашовский, сами посмотрим.
– А ты знаешь, как идти?
– Конечно. Чтобы не плутать, пойдем до Левашовского, а там прямо до самого хлебозавода.
От голода кружилась голова и подкашивались ноги, каждый шаг давался с трудом, но это было правильное решение, ведь и Кировский, и Левашовский проспекты хоть немного чистились от снега, а по небольшим улицам наискосок не пройдешь из-за сугробов.
Местные жители старались обходить хлебозавод стороной и редко ходили в магазинчик при нем, но не потому, что не доверяли или что-то не так, просто возле завода всегда пахло хлебом. Чем еще может пахнуть хлебозавод? В начале голодного времени этот запах обнадеживал, а вот теперь, когда зима перевалила через свою середину, людям, у которых от голода кружилась голова и сводило животы, даже вдыхать этот запах было больно, теряли сознание.
– Как хлебом пахнет, – невольно вздохнула Женька.
Юра обрадовался:
– Это хорошо, если пахнет, значит, пекут.
Он ошибся, пахло, но вчерашним. В тот день не пекли.
Не удалось подвезти торф для 5-й ГЭС, в результате без электроэнергии осталась Главная водопроводная станция. Это в квартирах ленинградцы давно вооружились коптилками и отправились с чайниками и бидончиками к прорубям и колонкам, хлебозаводу нужна энергия для печей и вода для работы. Хлебозавод на Левашовском, как и другие, остался без воды.
Сначала попытались запустить помпу, но та быстро вышла из строя. Насосы не люди, они не могут работать при минус тридцати градусах без остановки только потому, что надо. И тогда нашли другой выход.
Продавец маленькой булочной при заводе поторопила детей:
– За хлебом, что ли? Идите, у меня еще есть немного вчерашнего. Только побыстрей, а то я закроюсь.
Вчерашний – это хорошо, значит, он слегка зачерствел, подсох, не такой глинистый и его чуть больше на карточку получается. Юрка предусмотрительно попросил отоварить на два ближайших дня. Продавщица согласно кивнула. Пока взвешивала, Юра осторожно поинтересовался:
– Завод не работает?
– Сейчас пустим. Воду только натаскаем. Потому и тороплю, чтобы со всеми вместе в цепочку встать. Наши давно уж носят.
– Какую цепочку?
– Насос сломался, люди ведрами по цепочке воду из Невки передают. Давайте быстрей, я тоже пойду.
От Малой Невки до самого завода действительно протянулась людская цепочка, одни внизу на льду черпали воду из большой проруби, другие передавали ведра друг другу.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
