– Мадам, вы прекрасны.
– О, я знаю, граф.
– Могу ли я надеяться, что все это – ради меня?
– Возможно, – прошептала я загадочно. – Однако, сударь, вам уже пора идти к своей жене.
– Ну а потом?
– Потом вы вернетесь ко мне, разумеется.
Я шла по великолепной зеркальной галерее Версаля, полной придворных. Изабелла де Шатенуа в белом платье с перламутрово-розовым отливом обняла меня за талию.
– Ах, как тяжело сознавать, что все это – для какого-то матроса!
– Тс-с-с! – Я в испуге приложила палец к губам. – Разве вы не знаете, что я уже месяц увлечена графом де Водрейлем?
Изабелла смеялась.
– Рассказывайте это кому-нибудь другому! Я вас знаю, милочка. Вы никогда не увлекались Водрейлем. Не лгите мне.
– По крайней мере, если мы подруги…
– Да, мы подруги, и именно поэтому я обещаю молчать. – Она оставила свой загадочный тон и принялась болтать, как это обычно бывает среди аристократок: – Вы видели платье принцессы де Ламбаль? А новую сережку в ухе герцога де Лозена? Говорят, она более броская, чем прежняя. А что с вашим мужем, дорогая, – скоро ли он вернется в Париж из этих ужасных Альп?
Я была благодарна ей за эту болтовню и тоже говорила всякие пустяки, чтобы иметь возможность часто смеяться и выглядеть беспечной. Взглядом я уже заметила среди белокурых париков черные волосы адмирала Франсуа де Колонна. Он пока не обращал на меня внимания. Но я не разочаровывалась. Все еще было впереди – и бал, и танцы, и весь рождественский праздник.
Меня разыскал отец. Нужно было представиться их величествам, пройти перед королевским троном, и, поскольку мой муж был в форте Жу, я должна была проделать это с отцом. Сдерживая неприязнь, я подала ему руку. Может быть, эта неприязнь была бы меньше, если бы король удостоил меня разговором о Жанно и сообщил бы какие-нибудь обнадеживающие известия.
Оркестр наигрывал нежную, пленительную арию Генриха IV, посвященную прекрасной Габриэль д'Эстре:
Молю, взойди, заря,
Веселье мне даря,
Из мрака предрассветного тумана.
Признаюсь, не тая,
Что милая моя —
Она одна, как ты, свежа, румяна.
Две розы на заре,
В росе, как в серебре,
Потупят взор, сравниться не мечтая
С пастушкою моей,
Что вешних роз нежней,
Белее лилий, тоньше горностая.
Я нетерпеливо постукивала носком туфельки о паркет, до того мне хотелось танцевать. Когда граф де Водрейль, опережая других, подлетел ко мне и раздались звуки менуэта, я буквально вскочила с места, спеша на середину зала. Меня даже огорчало то, что менуэт так медлителен и его фигуры так плавны. Но после этого танца зазвучала кадриль, и уж тут-то я могла повеселиться.
Граф де Водрейль, когда фигуры танца сводили нас вместе, страстно сжимал мою руку, и я легко отвечала на это пожатие, расточая счастливые улыбки.
– Мадам, долго ли мне еще ждать? – умоляюще спросил он, когда мы в перерыве между танцами сидели у благотворительного киоска.
– А чего вы хотите?
– Свидания… Я добиваюсь этого еще с мая, и все напрасно.
– Вам не на что сердиться. Ведь я именно вас выделяю среди всех кавалеров…
Это была правда. Я отказывала в танце всем, кроме графа, и это уже выглядело демонстративно. Можно было не сомневаться, что после бала много писем полетит в Жу, извещая Эмманюэля о том, что вытворяет в Версале его жена вместе с развратным графом де Водрейлем…
– Принцесса, вы меня удивляете. Я бесконечно счастлив вашим вниманием, однако… словом, мы взрослые люди и отлично понимаем, что любовь заключается не только в этом.
И уж тут-то я дождалась нужного момента. Лакей адмирала де Колонна, толстый увалень по имени Филипп, проходил мимо нас. Я произнесла намеренно громко, ничуть не смущаясь:
– А что вы скажете об интимном ужине после бала, милый граф?
– О… я рад!
– Думаю, ресторан у Рампоно оправдает наши ожидания… Я все поставила на карту, и от этого мне стало немного грустно. Если адмирал не вмешается, мне надо будет сдержать слово и отправиться ужинать с графом. Мне было ясно, что ужином дело не закончится. Хотя… зачем мне расстраиваться? Я пришла сюда, чтобы победить, и я сделаю это.
Маленькими глотками я пила шоколад, принесенный мне графом. Вокруг меня собралось шестеро или семеро мужчин, оставивших своих жен, но мне пришлось разочаровать своих кавалеров отказом танцевать котильон. Пары только-только выстраивались, и я задумала немного обмануть адмирала. Я заметила, что он, стоя среди братьев Ламет, изредка поглядывает в мою сторону. Вполне возможно, что он подойдет, если… если я избавлюсь от графа.
– Ступайте танцевать котильон с вашей супругой, – приказала я. – Не стоит пренебрегать женой до такой степени.
Он ушел, оставив меня в одиночестве. Я обмахивалась веером и старалась сохранять самый равнодушный вид. Адмирал, при его самонадеянности, должен решить, что я нарочно разогнала кавалеров, чтобы дать ему возможность пригласить меня на танец. Надо было только подождать, осталось ли у него воспоминание о моей гибкой талии и устоит ли он от желания сжать ее в котильоне.
Все шло как по маслу и даже быстрее, чем я ожидала. Резкий, насмешливый голос прозвучал над моей головой:
– Не удостоит ли принцесса меня чести станцевать контрданс?
– Милостивый государь, – отвечала я как можно безмятежнее, – вы ошибаетесь: это не контрданс, а котильон.
– Ну, так каков же ваш ответ?
Он спрашивал так резко, словно командовал матросами на палубе.
– Нет, – сказала я просто, любезно улыбаясь. Адмирал ждал, что я что-то прибавлю, но я держала паузу.
Интуитивно я чувствовала, что выбрала правильный тон. К тому же я смотрела на адмирала очень спокойно, широко открытыми глазами, не выказывая никакого волнения. Он мог сравнивать: на Водрейля я смотрела иначе – искоса, кокетливо, завлекающе, из-под опущенных трепещущих ресниц…
– Что, просто «нет»?
– Увы, – сказала я еще любезнее, твердо решив ограничиться этими односложными словами.
– Вы не были так горды там, в храме Амура.
Я все так же молчала, любезно улыбаясь. Не дождавшись никакого ответа на свои слова, он неминуемо почувствует себя неловко. Повернувшись на каблуках, адмирал зашагал прочь. Я перевела дыхание, досадуя, что сердце у меня билось, как у зайца.
Граф де Водрейль, встревоженный, вернулся ко мне:
– Чего, черт побери, хотел от вас этот матрос?
– Ах, он просто невежа, – сказала я громко.
