Книга Русичи - Александр Красницкий

Волхов выходил из Ильменя без обычного для всех рек, протекающих по низменностям, истока. Он, выйдя из озера, сразу становился широким и бурным и, несколько сузившись за Рюриковым городищем, красивой змеёй-лентой извивался среди своих низких берегов, то выгибаясь крутым коленом, то врываясь в сушу острым заливом, то разрывая дремучие надбрежные леса и совсем теряясь в них.

Около Новгорода Волхов был необыкновенно оживлён. Во все стороны крестил его мутные волны десяток тупоносых тяжёлых лодок, вертлявых челноков; весь левый берег на всём протяжении города сплошь был уставлен зачалившими тут большими торговыми судами: днепровскими стругами, новгородскими ладьями, скандинавскими драккарами и галерами, составляющими новгородский флот. На судах и на берегу около них кишели люди. Одни были в длиннополых кафтанах и остроконечных шапках-колпаках, другие в широкополых шляпах и белых рубахах, третьи в чёрных и цветных, пёстрых одеяниях иноземцев. Тут были и купцы, «гости новгородские», и заезжие из-за моря, явившиеся сюда, чтобы на золото, серебро, дорогие уборы и материи выменять меха, которыми в ту пору изобиловал Новгород.

Вся эта толпа шумела, кричала, смеялась, бранилась, и даже рослые, бородатые воины в латах и панцирных рубашках, расхаживавшие по берегу, не были в состоянии восстановить какой бы то ни было порядок.

Звон вечевого колокола остановил все дела, которым отдались было новгородцы, сразу оборвал весь обычный торговый шум. Народные волны так и хлынули в Детинец.

Там было в ту отдалённую пору немало строений: палаты посадника да пустовавшие палаты князя, избы для дружины, всегда готовой к отражению всякого врага, хотя бы это были сами вспыхнувшие буйным огнём новгородские граждане, да на средине обширной площади — высокий вечевой помост с большим колоколом, укреплённым в раме из брёвен-брусьев.

Много прошло времени после того, как заговорил этот колокол, созывавший своим медным языком всех новгородцев.

Шумя и гудя, волновалось вокруг вечевого помоста бурное живое море. Скоро стало так тесно на площади, что вновь прибывшие взбирались на крыши изб, на крыльцо палат и даже на ступени помоста, так что дружинники едва-едва могли сдерживать напор толпы. Крик и шум стоял невозможный. Никто не хотел никого слушать, все говорили и кричали в одно время, и среди этого гама, словно прорезая его, уныло, прерывисто звучал колокол вплоть до тех пор, пока из палат посадника не вышли сперва степенные, а затем именитые бояре и, сопровождаемые дружинниками, расчищавшими им путь среди толпы, не тронулись к помосту. Там они разместились, одни на ступенях, другие на самом помосте; отдельно ото всех стал выборный посадник, и лишь тогда смолк колокол.

И посадник, и все бояре равнодушно смотрели на бесновавшуюся у их ног толпу. Привычны они были уже к этому вечевому шуму и только зорко поглядывали, как бы не вышло где драки или поножовщины, ибо в этом случае трудно было бы сдержать народ и всё могло бы закончиться кровопролитием.

— Начинать, что ли? — тихо спросил посадник у именитых бояр, находившихся вместе с ним на помосте.

— Успеем ещё, пусть вдоволь наорутся, — было ответом.

Вече, действительно, скоро притомилось. Крик и шум стали стихать. Можно было разобрать и отдельные восклицания.

— О чём вече-то? — кричали ближайшие. — Опять что ли, о князе?

— Так порешили мы с князем, пусть идёт!

— Только бы по старине правил.

— Не то сгоним.

— Теперь пора, будто угомонились малость! — шепнул посаднику старейший из именитых бояр.

Тот кивнул ему в ответ и, подойдя к самому краю помоста, закричал, что было сил:

— Послушайте, мужи новгородские и людины, все послушайте речи моей.

— Говори скорее, — раздались голоса, — а мы судить будем.

— Решили мы все здесь, на свободном вече, — продолжал посадник, — что негоже Господину Великому Новгороду быть ниже Киева, ибо есть у сего града свой князь. А так как такого князя у нас нет, то и призвали мы опять к себе князя Владимира Святославовича; без принуждения чьего-либо призвало его вече; выслушал послов наших князь и согласился идти к нам и править по старине и вольностям нашим, ничем их не нарушая и оберегая их, как зеницу ока своего. Об этом было уже вече, и всё вам послы наши сказали.

— Так, так. Знаем это, — загремели криком, — где же он, князь-то, нами избранный, отчего его нет до сей поры?

— Вот и собрали мы вас на вече, — перекричал всех посадник, — чтобы сказать вам: идёт князь Владимир Святославович и ополдень должен уже здесь быть; великою честью должны мы его встретить, челом ударить ему всенародно, дабы был он к нам милостивив, от врагов защищал, правых виновным в обиду не давал, судил по обычаям дедовским и был бы за весь народ приильменский один за всех и нам бы всем быть за него одного!

Весть о том, что избранный князь уже близко, ошеломила вечевиков. Они все стихли, крик и шум прекратились, всем как будто стало не по себе.

— Что же теперь, люди добрые, — проговорил один из степенных бояр, — чего призадумались? Сами под ярмо полезли, так уж думать нечего; теперь нужно идти на берег да встречать князя великой честью. Не то худо будет. Не один он идёт, с ним и Добрыня Малкович.

Вече встрепенулось. Хорошо знали новгородцы крепкую руку Добрыни, показал он им себя, и теперь сразу припоминалось им, что не любит Владимиров дядя противоречий, хотя бы противоречия и от самого веча шли.

— Не хотим Добрыни, не хотим! — разом закричало множество голосов. — Пусть князь один к нам идёт.

— Не хотим, не хотим! Пусть князь от себя Добрыню прогонит!

— Владимира Святославовича себе в князья выбирали, а о Добрыне Малковиче и речей не было.

У Добрыни были, однако, в Новгороде и сторонники.

— Нельзя так, — кричали с другой стороны, — племянника берём, так негоже его с дядей разлучать.

— Обоих принимаем!

— Пусть оба идут!

Мнения разделились. Поднялся невообразимый крик. Вечевики с пеной у рта наступали друг на друга. В отдалённых углах площади уже завязывались драки. Шум становился зловещим. Разгоравшиеся страсти легко могли довести всех этих людей до кровопролитной рукопашной схватки, слышался уже лязг железа: это наиболее буйные из вечевиков схватились за оружие.

Но в тот момент, когда общее напряжение возросло до последней степени, вдруг с Волхова донеслись громкие звуки рогов. С поразительной быстротой смолк весь крик, шум, сами собой успокоились вспыхнувшие было страсти.

— Князь, князь прибыл! — пронёсся среди вечевиков крик, и вся толпа, забыв о недавнем несогласии, стремглав пустилась от Детинца на волховский берег.