Но суровый взгляд Гада-в-Кубе, то и дело косившего в мою сторону, давал понять: никуда и ни под каким предлогом я отсюда не денусь.
— Что-то вы нервничаете, эсселин Сольвер, — выпрыснул в мою сторону порцию яда старейшина.
— Нервничаю? С чего бы? — как можно спокойнее отозвалась я.
Несмотря на то, что маг выглядел чем-то недовольным, если не сказать разгневанным, за маской отрицательных эмоций мне виделась старательно скрываемая радость. Удовлетворение, предвкушение. Знать бы ещё, чего же так предвкушает эррол Тригад.
— Вам лучше знать, эсселин Сольвер. Вам лучше знать… — как будто откликаясь на мои мысли, загадочно изрёк седобородый маг.
— Объясните, что происходит? — резко потребовал Скальде.
Тоже, видать, всё это время, пока шли сумеречными коридорами замка, соскребал по сусекам остатки своей коронной ледяной выдержки, но, как и я, не очень-то преуспел в этом занятии.
— Сейчас сами всё увидите, Ваше Великолепие.
Вскоре до нас долетели громкие рыданья, стоны, завывания. Какие-то хрипы-сипы и много чего другого. Как будто в спальне д’Ольжи собрался целый хор плакальщиц, а на бэк-вокале у них были хронические астматики.
Скальде ускорил шаг. Забеспокоился. По сердцу, обнажив когти, полоснула ревность. Оно у меня уже всё в полосочку, как деревянные колонны балдахина, о которые Снежок так любит точить когти.
Возле покоев первой красавицы империи традиционно кучковались придворные. Столпотворение было не таким масштабным, как возле императорских комнат в вечер, когда Его Великолепие добавил в интерьер замка немного ледяных акцентов, а после благополучно отбыл в обморок. Но любопытствующих всё равно набралось достаточно.
При виде наследника эти Варвары (хотя можно и варвары — с их-то порядками) начали с поклонами расступаться. Покорно опускали перед тальденом головы, но не взгляды. Сейчас острыми шипами нацеленные на меня.
К отравляющим мне внутренности чувствам прибавилось волнение. Только волновалась я не за Даливу, а за саму себя. Чуть погодя на меня обрушилось и изумление. Когда пред нашими округлившимися глазами предстала мамзель фаворитка во всей своей красе.
Хотя от былой красоты осталось немного…
На кровати, окружённая свитой из лекаря, придворной свахи и служанок, восседала эсселин д’Ольжи. Если б не волосы, роскошной, медового цвета гривой ниспадавшие на прямую, как гладильная доска, спину, не факт, что я бы её узнала. Всё тело графини — по крайней мере, открытые его участки — припухли и были в крапинку. Ядрёно-красную. Довершали картину воспалившиеся от слёз глаза.
Секунда, две и в поле зрения любовницы Ледяного попала я.
— Это она! — резкий вдох, будто ей не хватало воздуха. — Она! Сольвер… Мерзавка… ы-ы-ых… сотворила со мной такое!
Признаюсь, поначалу я опешила: от всего увиденного, а главное, услышанного. Скальде, кажется, тоже. Потому что сейчас как никогда походил на памятник самому себе.
— Что за бред? — воскликнула я, опомнившись. Уже после того, как д’Ольжи перестала пыхтеть, словно пережравший угля паровоз.
— Это далеко не бред, а самая настоящая явь, эсселин Сольвер, — покачал головой старейшина. — Очень серьёзное против вас обвинение.
— Но почему против меня? — нахмурилась.
— Это ваша накидка? — Крючковатый палец мага указал на валявшийся на полу шедевр портного искусства, только утром доставленный от швеи.
— Моя.
— Ты-ы-ы… — зашипела пятнистая змея.
— Но, — пробормотала я ошеломлённо, — как она здесь оказалась?
— Вот вы нам это и расскажите, эсселин Сольвер. Хотя нет! Лучше расскажу я, — и слова не дал вставить интриган-старикашка. — Наслышанная о любви Её Сиятельства к нарядам и о том, что их у неё бессчётное множество, вы подбросили ей отравленную накидку. Будучи уверенной, что эсселин д’Ольжи не заметит подлога. Оставили на самом видном месте, чтобы графиня в ближайшее время её надела.
Чушь! Несусветная чушь. Мысленно расколотила о плешивую голову советника фаянсовый ночной горшок и холодно произнесла:
— Только что вы дважды оскорбили меня, эррол Тригад.
Нет, так алианы с первыми магами империи не разговаривают. Они вообще в любой ситуации должны молчать в тряпочку и кротко тупить взгляд. Даже когда на них нападают. Я вот тоже часто его тупила. Или правильней будет сказать тупила в принципе, позволяя этому выскочке-магу, придворной свахе и им подобным над собой издеваться. Но всему есть предел. Моё прежде ангельское терпение теперь вовсю плавилось в демоническом огне гнева.
— Первый раз вы оскорбили меня, обвинив в том, чего я не делала, без всякого разбирательства. Просто потому что уже давно мечтаете от меня избавиться.
— Ничего подобного!
Я перебила Тригада. Это тоже было не по-алиански, но просто… уже всё достало.
— Второй — когда усомнились в моих умственных способностях. По-вашему, пожелай я причинить вред Её Сиятельству, стала бы подкидывать ей свою собственную накидку? Вы же мудрый маг. Только почему-то стесняетесь демонстрировать свою мудрость. Или попросту ленитесь ею пользоваться.
Старейшина поменялся в лице. Сражённый наповал дерзостью малолетней пигалицы, коей, несомненно, меня считал, открыл рот. Потом звучно клацнул челюстями и стиснул их с такой силой, что даже желваки обозначились на впалых щеках. Полагаю, в голове у Тригада сейчас тараканами забегали мысли, которые можно было облечь исключительно в нецензурные выражения, не подлежащие озвучке. Только не при тальдене. А вот если бы Скальде здесь не было, точно бы молчать не стал, дал волю чувствам. И тогда бы я узнала о себе много нового и интересного.
С горем пополам обуздав эмоции и навесив на лицо жалкое подобие фирменного выражения Его Ледышества — безразлично-отстранённое, советник снова открыл рот с явным намереньем атаковать.
К досаде Тригада, слово неожиданно взяла мадам Пятнистость, сипло прокричав:
— Да ты же… ы-ы-ых… ненавидишь меня! Ненавидишь!!!
— Только не захлебнитесь ядом. И так ведь дышите через раз, — предостерегла её я.
И едва не оглохла от визгливого:
— Эсселин Сольвер! — это уже превратила наше трио в квартет придворная сваха. С того самого момента, как я вошла, сверлившая у меня во лбу взглядом скважины. — Да сколько же можно?!
И правда, сколько можно мне мозг выносить?
— Это месть! Она-а-а… кха-кха… мне отомстила! — продолжала разоряться графиня.
— За что бы Фьярре тебе мстить? — наконец перестал изображать ископаемое Герхильд. — Далива, эти обвинения и правда звучат глупо. Ясно, что притянуты за уши. Накидку мог подложить, кто угодно.
— Я бы не сказал, Ваше Великолепие, что они глупые, — задрав подбородок, наверное, чтобы казаться выше и значимее, заявил пожилой маг.
