Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 127
– А если бы я столбом ждал тебя еще два часа? Ну, идем, как дела?
Он знает, кто ему подберет новую квартиру, – Володя Борисов, но идти к нему он не может, тот слишком засвечен. Не возьмусь ли я выяснить у Володи детали? Кирилла мне тоже хочется отправить в какой-нибудь век, но я соглашаюсь.
Следующие три часа провожу так: записка от Кирилла, обосновавшегося в шляпном отделе универмага «Москва», на дом к Смолянским. Разбор, согласование и с запиской от Володи – к шляпам. Новые соображения Кирилла, записка к Володе. Курсирую как челнок, тку сыну убежище. Тошнит от шляп, Кирилла, Володи, от беспрерывной ходьбы, голода, но тку, тку. Наконец улажено. Кирилл снова скрывается, будем надеяться, надежно. Плетусь к Спартакам. Есть новости. Стало известно, что Саша собирает пресс-конференцию, на которой огласит свое письмо к мировой общественности. Теперь уже ясно, что он скажет. Две-три ни к чему не обязывающие фразы о Кирилле и – трубите, фанфары, бейте, литавры, – я, Александр, остаюсь.
С разрешения Ляли (Адели Семеновны, жены Спартака. – А.П.) приглашаю к Спартакам Иру, знакомлю ее с домочадцами и спрашиваю, что делать.
– Составить собственное заявление, – решительно заявляет Ира.
Садимся и пишем. Ничего компрометирующего Сашу. Изложение фактов и призыв к людям доброй воли протестовать против государственной системы заложничества. Уже поздний вечер, я адски устал, самое время завалиться спать. Вместо этого выпиваю кофе, тупо смотрю на заявление, соображая, что же дальше.
– А дальше, – подсказывают мне, – довести до сведения Саши, чтобы не вышло разночтений и не сбить с толку корреспондентов.
Сказано не без задней мысли: вдруг его еще удастся уговорить. Я тоже соблазняюсь, все соблазняются, одна Адель Семеновна коротко отрезает:
– Бесполезно.
Люда звонит Саше на Щербаковку. Начинает она девически-трогательной просьбой, кончает верстовой бранью.
– Отказывается приехать, говорит, время позднее, спать хочет.
Меня охватывает гнев. Что это, в самом деле, за хамство! Мы тут шестеро сидим как на углях, деликатничаем, стараемся его не задеть, прийти хотя бы к видимости общей формулы, а он, видите ли, спать хочет! Нам, что ли, не хочется?! Беру трубку, слова подбираются сами, побольнее.
Через полчаса Саша является с двумя адъютантами – Таней Осиповой и Ириной Гривниной.
– Знаменосцы при знамени, – ехидничает Люда.
Проходят на кухню, усаживаются рядком у стенки, мы – напротив них. Здесь и подошедший недавно Володя Борисов.
– Объясни, Саша, по каким мотивам ты решил остаться?
– Я уже сказал, Володя.
– Меня тогда не было, пожалуйста, повтори.
– Нельзя поддаваться шантажу КГБ, Комитет бросает нам кость, поднять ее – значит отступить, стать ренегатом.
– Можно яснее?
– Еще до того, как нас связали, мне и Кириллу грозило близкое заключение, папе – более отдаленное, и каждый был к нему готов. Что же изменило предложение Белова? Угроза та же, но появилась возможность ускользнуть. Это и есть кость, подброшенная КГБ. Схватить ее можно только из трусости.
Его аргументация производит на меня впечатление, так как я охотно становлюсь на точку зрения противника, пока не подберу контраргументы, а нахожу их обычно не скоро.
– Мы много подбираем косточек, – замечает Володя, – зарплату, квартиру, возможность жить. Может, и от них отказываться?
– Всему есть мера.
– Почему согласие уехать не входит в эту меру?
– Новая ситуация, новый подход, – добавляет Саша Соболев, муж Люды. – Доводы при одной непригодны для другой, сейчас ситуация заложничества.
И они правы, все по-своему правы, но я не могу разобраться, кто правее; наверное, не с того конца подходим.
– Есть и другие доводы, – говорит мой Саша. – Отказавшись ехать, мы обрываем цепь заложничества. КГБ не решится больше прибегнуть к нему, и тем, чья очередь за нами, будет легче.
– Та-та-та, – насмешливо возражает Ира Каплун, – заложничество вечно, это слишком прекрасный прием, чтобы КГБ от него отказался. Учтет опыт и станет хитрее изощряться.
– И так изощренно, все мы заложники у государства. Мужа сажают, жену гонят с работы, детей не пускают в институт…
– Не те примеры берешь, к этим лишениям мы всегда готовы.
– А вот другие. Солдатов в лагере, он болен. Его сына тоже посадили, отцу обещали отпустить сына, если он, отец, подаст прошение о помиловании. Небольшая уступка, но он на нее не пошел, не подобрал кость.
– Как это «небольшая уступка»? – не сдается Ира. – Ходатайство о помиловании – это отречение от своих убеждений. От тебя это разве требуется? Уехать по принуждению – не отказ от убеждений.
– Но отказ от себя.
Опять все правы, и опять они не о том. У меня мелькнула мысль, но я ее упустил.
– Не понимаю, при чем тут Кирилл? – тихо вставляет Ляля.
А, вот она, моя мысль, теперь я вооружен, ибо проник в суть проблемы!
– Иногда приходится отступать, Саша, и жертвовать собой ради других, – продолжает Ляля.
– Это именно то, чего добиваются господа из КГБ, Адель Семеновна. Если они сейчас подслушивают, то аплодируют вашим словам.
Я оскорблен за Лялю: сближать ее с КГБ! Скоро к таким сопоставлениям я привыкну, но сейчас возмущен.
– Бесстыдник ты говорить такое, сын мой. И вы все, извините, говорите не по сути, Адель Семеновна ближе всех подошла к ней. КГБ создал ситуацию заложничества, невыносимо тяжелую, подлую ситуацию. Знаете, из какого расчета? Что мы люди, а не мразь. И по-твоему, чтобы воспротивиться КГБ, мы должны перестать ими быть? Мы должны игнорировать КГБ и выбрать собственное решение, не смущаясь его совпадением с расчетами КГБ. Ты дышишь, как и эти господа, воздухом, так что же, в пику им ты должен повеситься?! Что тебя держит тут? Стойкость, мужество… Честь тебе и хвала, но здесь они неуместны, их покрывает иной образ мыслей и чувств. Знаешь, почему ты не можешь сойти с привычной колеи? Поддался тщеславию. Как же, весь мир будет греметь, эфир сотрясаться: вот он, настоящий герой, необыкновенная личность! – Я задел Сашу за живое, но он не успевает мне ответить.
– Вы оскорбляете Сашу, Пинхос Абрамович! – возмущенно вскакивает Таня Осипова.
– Я знаю, что говорю, я знаю сына двадцать четыре года.
– А я всего год, но лучше вашего!
– Пожалуй, лучше, – соглашается с ней Саша. Вмешательство Тани позволило ему сдержаться, и он спокойно продолжает: – В конце концов, у вас с Кириллом есть еще выход.
Еще выход? О чем он?
– Ну да, вы можете от меня отказаться. Ты – от сына, он – от брата, и оба – от демократического движения. Как Петров-Агатов.
Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 127
