Семья заменяет все, поэтому, прежде чем ее завести, стоит подумать, что тебе важнее: все или семья.
Фаина Раневская Проснувшись, Иван какое-то время полежал, не открывая глаз. Сегодня должно было произойти что-то важное, только спросонья ему не приходило в голову, что именно. Елка… Точно, он вчера обещал Лизе, что обязательно достанет ее. Девочка взяла с него обещание, что елка будет живая и под потолок, и сейчас он лениво думал о том, куда именно ее можно поставить в маленькой однокомнатной квартире, в которой на головах друг у друга живут три человека.
Предыдущую ночь Лида спала на раскладушке. Той самой, на которой недавно ночевал Иван. Диван она уступила Лизе и Любови Николаевне, а сама устроилась на провисающем до пола брезенте. Иван помнил, что удовольствие это сомнительное.
— Пойдем ночевать ко мне, — без особой надежды предложил он. — Я тебе диван уступлю, а сам на раскладушку эту проклятую лягу.
— Ты что? — зашипела Лида, испуганно покосившись, не слышала ли дочь. — Это же неприлично.
Сегодня у нее было очередное дежурство, последнее до Нового года, так что решать неразрешимую проблему с ночевками было как-то нужно. Иван даже приблизительно не представлял, как именно. Вернее, у него были точные решения — снять другую квартиру, побольше и с приличной мебелью, но он понимал, что Лида и слышать об этом не захочет. Своих денег на съем жилья у нее не было, а брать их у Ивана она не согласится ни за что на свете.
Так что в восемнадцатиметровой комнате, где все свободное пространство было занято колченогой раскладушкой, нужно было еще впихнуть здоровенную раскидистую елку. Задача была практически невыполнимой и от этого особенно интересной. Так, первое, что нужно сегодня сделать, — это елка.
Иван сделал себе зарубку на память, мысленно представив влажные, пахучие зеленые лапы, раскинувшиеся по комнате и наполняющие ее ароматом Нового года. Игрушек у Корниловых тоже наверняка не было. Значит, нужно еще заехать в магазин и купить все необходимое. Это пункт номер два. Заодно и новогодними подарками озаботиться. Когда тебе предстоит встречать Новый год с тремя разновозрастными дамами, о существовании которых ты еще месяц назад и знать не знал, есть над чем поломать голову. Тем более что дамы-то все с характером. В этом Иван успел убедиться за то короткое время, что имел возможность наблюдать их вместе.
Лизе, наверное, можно купить какую-нибудь мягкую игрушку. Хотя далеко не все дети их любят. Она с увлечением играет на планшете. И он у нее недорогой, простенький. Можно купить айпад последней модели, но как к этому отнесется Лида? И к бабке не ходи, ей это не понравится. Кстати, о бабке. Ей можно подарить духи, чего уж проще. Но сама бабка непростая. Волосы покрашены и уложены. С самого утра феном в ванной жужжит. Глаза подкрашены, на пальцах маникюр и какие-то сложносочиненные кольца. Такой с духами не угодить — раз плюнуть. И Лида. Это самое сложное. Дорогой подарок не примет, дешевый он дарить не хочет. Вот где закавыка. До чего же сложно с женщинами, боже ты мой. Умереть можно.
Умереть. Слово зацепилось в мозгу, заворочалось на языке, вызывая легкое чувство жжения. Что ж ему перед самым Новым годом смерть-то вспомнилась? Черт. Сегодня же похороны Гришки Маргулиса. Как он мог забыть?
Иван вскочил с дивана, судорожно запрыгал на одной ноге, натягивая штаны. Полиция наконец-то дала разрешение, и вчера Иван с Большаковым быстро организовывали венки, хорошее место на кладбище, автобус, поминки в портовой столовой. Прощание было назначено на десять утра, а сейчас — Иван схватил мобильник и посмотрел на экран — было уже девять тридцать. В последнее время он спал как младенец. Видимо, организм так устал из-за нескольких бессонных ночей, связанных с охотой на Ромку Новикова. Черт, черт, черт. Он не может опоздать на похороны Гришки.
Рыча от злости на самого себя, Иван наскоро побрился, почистил зубы, не глядя натянул первый попавшийся джемпер, отметив, что он, к счастью, темный, похлопал себя по карманам, проверяя «джентльменский набор» — портмоне, телефон, ключи, — выскочил из квартиры, как будто за ним гнались.
В зале прощания народу было битком, не протолкнуться. Иван, потоптавшись у входа, вышел обратно на крыльцо и закурил. Холодный и колкий ветер залезал под куртку, хватая за бока под тонким кашемиром. Прогноз походы предвещал похолодание до минус двадцати, однако пока было градусов пять мороза, не больше, но после вчерашней оттепели и они казались арктическим холодом. Иван поежился, отшвырнул недокуренную сигарету и шагнул обратно за порог. Еще простудиться не хватало. У него дела — елка, подарки, Новый год. Не может он позволить себе такой роскоши, как заболеть.
На миг он представил, как бы было здорово увезти Лиду и ее семью на Новый год в Питер. Завтра с утра сесть в машину и ехать, ехать, наблюдая, как бросается под колеса темная лента асфальта, как белеет лес по обеим сторонам от дороги, как постепенно сгущаются сумерки, а свет фар у встречных машин превращается в яркие шары, так похожие на новогодние. А еще можно останавливаться, чтобы размять ноги на легком, недавно выпавшем снегу. Пить чай из термоса, есть тонкие невесомые бутерброды с копченой колбасой и красной рыбой. Дурачиться и смеяться от того, что настроение такое хорошее и впереди волшебство Нового года, и…
— Это ты виноват. Слышишь, господин Корсаков? Это из-за тебя все.
Услышав свою фамилию, Иван выпал из своих приятных, но абсолютно невыполнимых мечтаний. Кто ж его отпустит в Питер сейчас, когда преступление еще не раскрыто? Да и сам он не уедет. Совесть не позволит. Против нее-то не попрешь. Он повертел головой, пытаясь определить источник звука, пронзительного и неприятного.
Кричала Галя Маргулис. Стоящая у гроба Гришки, в черном платке, сползшем с неопрятных, давно немытых волос, безумными глазами она смотрела в сторону все еще топтавшегося на пороге Ивана и тыкала в него длинным худым пальцем.
— Что из-за меня? — глупо спросил Иван, физически ощущая тишину, которая, как туман, клубилась вокруг него. Такое чувство, что в этом тумане они были только вдвоем — он и Галина.
— Гришка погиб из-за тебя, — то ли сказала, то ли выплюнула женщина. Сейчас она была похожа на безумную. Так выглядели кликуши у деревенских храмов. — Будьте прокляты. И ты, и твой поганый порт.
