— Так, — согласился Антон, не понимая, к чему я клоню.
— Когда я ухожу, ко мне в квартиру может войти любой, кто сумеет снять ключ со щита.
— Ну да… А чего там уметь? — пожал плечами Антон.
— Короче. Я могу тебе отдать на хранение одну вещь?
— Боже мой! К чему такое вступление! Конечно же!
И вдруг меня подбросило. В животе похолодело, и я выбежала из квартиры, крикнув на ходу:
— Зайди ко мне! Сейчас же, ладно?
— Демина! Демина! Сидоренко тебе обзвонилась!
Я пролетела мимо девчонки на вахте, обдав ее вихрем.
— Погоди! Я сейчас!
Сердце мое готово было выскочить из груди, когда я, захлопнув за собой дверь, опрометью бросилась к рюкзачку.
Я выбросила на пол его содержимое, и ладони мои покрылись липким потом, когда обнаружилось пустое дно.
— Все, конец, — вслух подумала я. И обессиленно села рядом с грудой скомканного белья. — Все… Как же я сразу не спрятала?
Нормально. Все нормально, — успокаивала я себя. — Подумаешь, безделушка. Драгоценность. Не было и не было.
Я нервно заходила по комнате и думала: говорить о произошедшем Антону или не стоит.
Антон задержался почти на десять минут. Он вошел как раз в тот момент, когда я засовывала в свой рюкзачок последний пакет.
— Так на чем мы остановились? — спросил он как можно веселей.
— На том, что у нас воруют! — раздраженно выкрикнула я.
— Воруют? — переспросил Антон и потер ладонью лоб.
— Да! Да! Представь себе!
— Ну что ты так кипятишься! Я знаю, что воруют. Но, может, ты ошибаешься?
— Как же! — Я машинально стала шарить руками внутри рюкзачка и запнулась. Пальцы нащупали что-то твердое, и сердце мое подпрыгнуло и мелко-мелко задрожало.
Я снова вытряхнула все содержимое на пол и снова увидела обнаженное дно.
— Тьфу ты! — я постучала пальцем по виску и полезла в боковой кармашек. — Вот это.
— Что это? — Антон с восхищением осматривал пузатенькую птицу. Взвешивал ее на вытянутой ладони, пробовал на зуб, как заправский ювелир, пытающийся определить пробу золота.
— Это память о бабушке, Антон. Эта вещь не так уж ценна в денежном отношении, но очень дорога мне как память.
— Угу… — промычал Антон, почесывая пятерней затылок.
— Мне некуда ее спрятать, и у меня нет людей, которым я могла бы довериться.
— Я польщен. Но куда я ее дену? А почему бы тебе не сдать ее на хранение в директорский сейф?
— В сейф? — Я задумалась. — Ну, хорошо, пусть в сейф, только не мог бы это сделать ты?
— С удовольствием, но почему такие сложности?
— Антон, — я устало присела на краешек кровати и взяла у него из рук свою драгоценность. — Иди домой, я хочу побыть одна. Наверное, ты прав, я много усложняю.
— Ир, ты не подумай… Я с удовольствием…
— Иди, иди, — я ласково, но настойчиво подталкивала ничего не понимающего парня к выходу. — Заходи часов в восемь.
— А не поздно?
— Как раз вовремя, — уверила я его и закрыла дверь.
Снизу до меня донесся шум тормозящего автомобиля. Я подскочила к кухонному окну и сквозь тонкие занавески выглянула во двор.
Так и есть. У подъезда затормозила темно-синяя девятка.
Я отшатнулась от окна. Быстро подошла к двери и, повернув замок на два оборота, нажала на блокирующую кнопочку.
В дверную ручку я продела швабру и пододвинула стул спинкой так, чтобы при содрогании двери швабра не соскользнула на пол.
Сердце колотилось отбойным молотком. Я лихорадочно заметалась взглядом по пустой квартире, соображая, куда бы лучше спрятать эту дурацкую приманку, мысленно применяя ее ко всем подходящим и неподходящим местам.
Нижняя сторона дна тумбочки и подоконник были отметены сразу, как только появились в моем воспаленному мозгу.
Туалет… Ванная… Кухня… Все не то! Не то! И вдруг я остановилась на скособоченно висящем радиоприемнике.
Осторожно, стараясь не касаться пыльной поверхности корпуса, я сняла его с гвоздя. Положила на кухонный стол, перочинным ножиком отвинтила крепления и вскрыла картонную стенку.
Тут я вспомнила об электросети и выдернула вилку.
— Как он меня нашел? Как догадался, что я живу здесь? Неужели… Нет, не может быть! Только Леша приблизительно знал, где меня можно найти. Только он! Значит, он выдал меня? Но зачем? Зачем??
Я положила филина в коробку приемника, быстро завернула три винта и аккуратно повесила его на место.
Отойдя на шаг, я увидела, что пятно на обоях, очерчивающее более темным контуром прямоугольник радиоприемника, не совпадает теперь с его положением. Я поправила приемник, воткнула вилку в розетку и прибавила звук.
Теперь все.
Я на цыпочках подошла к двери, сняла швабру и поставила ее в туалет. Отнесла стул и прильнула ухом к холодной фанерной поверхности.
По всей видимости, за дверью никого не было. Никто не спешил вламываться в мою квартиру, никаких разговоров и перешептываний не доносилось из коридора до моего напряженного уха.
От упорного вслушивания в тишину за дверью у меня стала болеть голова.
Стараясь не дышать, я отошла на пару шагов в глубь прихожей и бесшумно скользнула в комнату.
Уже более спокойно я подошла к открытой форточке и, прикрывшись колыхающейся шторой, стала вслушиваться в разнообразные уличные звуки.
Там, внизу, непринужденно разговаривали мужчины. Их голоса были мне знакомы. Один принадлежал воспитателю, другой тому подозрительному типу, с которым мы едва не столкнулись на вокзале.
Они говорили о подскочившей цене на бензин, о каких-то общих знакомых, о каком-то Слепеньком, который за свои «бестолковые махинации» загремел в «крытку» на «пятак».
— Думал, косарь отвалит и ему скостят до условного.
— Ха! Косарь! — хохотнул наш подъездный. — Бобриков меньше червонца не берет. Тоже мне, крутизна!
— Да, — протянул второй. — Ну, ладно, я поехал, дел выше крыши.
— А что так? — поинтересовался воспитатель, но машина утробно заурчала, и ответа я не расслышала.
Я превратилась в статую, чувствуя, как тело мое сдавливают тиски страха. Тиски постепенно ослабли, и я сошла с места.
«Он приезжал не за мной. Нет! Они, вероятно, давние приятели, а я здесь ни при чем, — думала я, разминая затекшие конечности, — но надо же, какое неимоверное совпадение».
Первой моей мыслью было извлечь на свет Божий из радиоприемника спрятанного туда филина и перепрятать его в более надежное место.
