Кроме того, децентрализация породила новую жизнеспособную бизнес-культуру за пределами провинции Ява, где расположена столица Индонезии Джакарта. В последние годы правления Сухарто банковская система, контролируемая его ставленниками, охотно предоставляла кредиты компаниям, принадлежащим людям из их же круга. Базировались они главным образом в Джакарте, которая в итоге получила 66 процентов всех займов, выданных в 1995 году. Со временем этот показатель неуклонно снижался, и в настоящее время составляет всего 33 процента. Такое же ослабление кланового контроля наблюдается и в центральном правительстве: если в последний год правления Сухарто на его долю приходилось 73 процента всех государственных расходов, то теперь этот показатель сократился до 48 процентов.
Укрепление власти провинций способствовало бурной активизации строительства и инвестиций. Потребление цемента в отдаленных провинциях в настоящее время растет намного более быстрыми темпами, чем в провинции Ява, а объем иностранных инвестиций за последние пять лет вырос на 23 процента в провинциях и только на 10 процентов на острове Ява. По мнению предпринимателей, все это добавляет новую смазку в колеса «эффективной коррупции», ибо местные власти начинают все сильнее конкурировать за растущий «сундук» инвестиционных долларов, неуклонно снижая суммы взяток и откатов. А поскольку локально собираемые взятки также локально тратятся, значит, теперь не все эти не самым правомерным путем полученные прибыли идут в Джакарту.
Занятость населения и минимальная зарплата в нестоличных провинциях тоже растут намного быстрее, чем в провинции Ява, привлекая все бо2льшие потоки внутренней миграции. И число домохозяйств за пределами Явы увеличивается почти вдвое быстрее. По состоянию на 2010 год самой быстрорастущей провинцией страны была уже не Ява, а расположенный в центре индонезийского архипелага остров Сулавеси, третий по плотности населения. И это можно считать весьма примечательным знаком, своего рода вехой, символизирующей конец эпохи правления Сухарто, единственным фокусом внимания которого всегда была Ява.
«Нефтяное проклятие» – в чем оно заключается?
Индонезия – одна из немногих стран мира, экономика которой сильно зависит от сырьевых товаров, и при этом не создается впечатления, что многие ее граждане живут совершенно не по средствам. В Джакарте редко встретишь кичащихся богатством нуворишей, которых так много в Москве, и цены тут не идут ни в какое сравнение с ценами в Рио. Номер в Four Seasons в Джакарте обойдется вам менее чем в 250 долларов – сравните со средним для зарождающихся рынков показателем в 460 долларов за ночь в отеле этой высококлассной гостиничной сети. Структурная инфляция в Индонезии ниже, чем в России или Бразилии, а поскольку она инвестирует (но не потребляет) больше этих стран, есть все основания рассчитывать на то, что в ближайшие годы Индонезия будет расти более быстрыми темпами. Словом, эта сырьевая экономика работает весьма эффективно.
Глядя на Индонезию, и другие государства Юго-Восточной Азии начинают ощущать, что процесс, приведший к валютному кризису 1997 года, повернулся вспять. Одним из мощных катализаторов кризиса стало принятое в 1994 году решение Китая побороть серьезный экономический спад путем резкой девальвации юаня и удержания его на низком уровне в течение всего последующего десятилетия. Возможно, только один этот ход больше, чем любые другие меры, ослабил конкурентоспособность экспорта с рынков Юго-Восточной Азии, которые не могли соответственно отреагировать на девальвацию китайской валюты, ибо их валюта была жестко привязана к доллару. Уменьшение доходов от экспорта привело к кризису платежного баланса, поскольку страны Юго-Восточной Азии не могли выплатить внешние долги. Но в последние годы Китай позволяет юаню понемногу расти, а зарплата в стране вообще растет довольно быстро, из-за чего конкурентоспособность экспорта из стран Юго-Восточной Азии на мировом рынке постепенно возвращается на прежний уровень.
Затраты на наем фабричного труда в Китае заметно выросли, в среднем с менее чем 200 долларов в 2005 году до 450 долларов в месяц в 2010 году. По состоянию на 2010 год затраты на рабочую силу в Китае были почти в два раза выше, чем в Таиланде, примерно в три раза выше, чем на Филиппинах, и в четыре раза выше, чем в Индонезии. Предприниматели из Таиланда и Индонезии говорят, что это напоминает им ситуацию в 1990-е годы, проигрываемую в обратном направлении, – они чувствуют себя так, будто набирают обороты в конкурентной борьбе с китайцами. А по мере того как глобальные рынки все больше осознают, что чаша преимуществ по показателям затрат себестоимости опять склоняется в сторону стран Юго-Восточной Азии, вполне возможно, что скоро деньги потекут в такие страны, как Индонезия, не менее бурным потоком, каким они вытекали из них в конце 1990-х годов.
Богатство природными ресурсами, которое прежде считали проклятием, источником шальных денег, подрывающим стремление и волю нации к труду и высоким свершениям, сегодня считают серьезным конкурентным преимуществом, так как от него в огромной мере выиграл целый ряд стран, от Бразилии до России. А Индонезия – единственная азиатская экономика, благословленная сразу в двух отношениях: это четвертая по плотности населения страна мира, при этом обладающая огромными неиспользованными резервами нефти, угля, пальмового масла и никеля. Но что еще важнее, она тратит свои невероятные сырьевые богатства намного разумнее большинства других таких же счастливчиков.
Филиппины – это уже не шутка
В 2009 году – поворотный момент в судьбе многих представителей филиппинской элиты, до которого они все очень надеялись никогда не дожить, – в результате экономического бума впервые в современной истории индонезийцы стали жить богаче филиппинцев. И действительно, к концу прошлого года Филиппины стали считаться первым увальнем азиатского континента; страна настолько погрязла в некомпетентности, что ее обошли практически все ее соседи. А ведь в далеких 1960-х по уровню дохода на душу населения Филиппины стояли на втором месте в Азии, отставая только от Японии. Но уже в следующем десятилетии их обогнали Южная Корея и Тайвань, в 1980-х – Малайзия и Таиланд, в конце 1990-х – Китай, и на этом скольжение вниз по наклонной плоскости не прекратилось.
Когда после двенадцатилетнего перерыва я опять приехал в Манилу, больше всего меня поразило то, как мало она изменилась за это время. Контраст с бешеным прогрессом Китая и Индии был просто удручающим. Поселился я в той же гостинице, что и в прошлый раз, ибо никаких новых вариантов не появилось. На местных рынках доминировали все те же несколько семейных конгломератов, новых игроков так и не нашлось. И забудьте о скоростных поездах: самый распространенный вид транспорта тут национальное маршрутное такси под названием джипни, появившееся еще во времена Второй мировой войны. И если большинство крупных азиатских городов могут похвастаться новыми современными аэропортами, то туристу, прилетевшему в Манилу, придется приземляться на аэродроме, введенном в эксплуатацию еще в далеких 1970-х. А недавно председатель правления крупного малайзийского банка рассказал мне, что в 1960-х годах в стране было страшно модно носить баронг – вышитую национальную филиппинскую рубашку.
