Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 94
Отсутствие у союзников координации и инициативы давали Вильгельму Сушону шанс. Пока Лондон третировал Милна бесконечными приказами, а французский конвой полз к берегам Африки, немцы 3 августа взяли курс на остров Сардинию. На коротком совещании с офицерами германский командующий решает атаковать алжирские порты Бон и Филиппвиль сразу после сообщения о начале войны. Чуть позднее контр–адмирал получает секретный приказ идти в Константинополь, в связи с подписанием накануне германо–турецкого соглашения о союзе.
Дальше началось то, что в одних исторических источниках назвали громким словом «погоня» или «прорыв», а в других — «ползанием сонных мух по акватории Средиземного моря». Но так или иначе, даже получив приказ, адмирал–авантюрист решает сделать первые выстрелы этой войны — «Гебен» и «Бреслау» идут к алжирскому побережью. Теперь немецкий адмирал с повадками корсаров из романов Сабатини ведет корабли к Гибралтару, надеясь таким образом дезориентировать противника.
О подобном шаге немцев Милна предупреждало и Адмиралтейство, приказав срочно отправить в Гибралтар два линейных крейсера из трех: «Индомитейбл» и «Индефатигейбл». В Лондоне и представить не могли, что немцы имеют другие планы. Рассматривались две возможности: либо германская эскадра с боем прорывается в Атлантику и Северное море на соединение с Гохзеефлотте, либо интернируется в любом нейтральном порту. Вариантов не было! Во всяком случае, так считали союзники по Антанте. Вильгельм Сушон думал иначе.
Пока же на поиски беглецов Милн отрядил легкий крейсер «Чатам». Тот посетил Мессину и, никого не обнаружив, известил флагмана об исчезновении противника. Адмиралтейство охватила легкая паника. Дело усугублялось и тем, что Германия находилась в состоянии войны с Францией, но еще не воевала с Великобританией. Сушон в это время, проигнорировав (временно) приказ из Берлина, ринулся демонстрировать «германскую мощь».
На рассвете 4 августа «Гебен» появился у Филиппвиля, а «Бреслау» — у Бона, начав обстрел побережья, длившийся порядка 10 минут. «Возбуждение первого боя радостно охватило всех», — позднее докладывал контр–адмирал. Немцы израсходовали 103 снаряда на обе цели и быстро отошли, как только ответили французские гаубицы. Смысла в этой бомбардировке не было, разве что кости размять и флаг показать. Кстати, некоторые историки (среди них И. Бунич) утверждают, что германские корабли во время обстрела подняли русские флаги. Кого хотел обмануть Сушон таким образом (если это действительно правда), также неясно. Разве что совсем уж недалеких туземцев и их верблюдов. Россия не просто не имела линейных крейсеров в этом районе — она не имела их вообще! Четыре начатых перед войной корабля подобного типа так и не были достроены. Но это к слову, о флагах. Потешив себя (хотя в рапорте говорилось о серьезном ущербе портам и задержке отправки колониальных войск), немцы поворачивают на восток — к Константинополю. Наступало время уносить ноги.
Флот Лапейрера находился в этот момент у Балеарских островов, и встреча с его кораблями для немцев не сулила ничего хорошего. Но, удачно разойдясь с медлительными французами, в 10 часов 15 минут эскадра Сушона обнаруживает дым на встречном курсе. Буквально через минуту незнакомцы определились — у немцев перехватило дыхание! На них надвигались британские исполины — «Индомитейбл» и «Индефатигейбл». Англичане, идущие в Гибралтар, были ошарашены не меньше.
Взревели колокола громкого боя, и гиганты, не обменявшись традиционным салютом, развернули свои башни, уткнувшись друг в друга жерлами громадных орудий. Британские корабли мгновенно развернулись и легли на курс преследования. Открыть огонь крейсера не могли — между Великобританией и Германией официально все еще сохранялся мир. Черчилль в Лондоне испытывал муки Тантала, бросив в эфир: «Держите его, война будет объявлена в любой момент!» Политику, не меньше чем германскому адмиралу, не терпелось пустить первую кровь.
Началась «полная трагизма» погоня! Все три корабля развили максимально возможный ход. Сушон прекрасно понимал, что теперь он в цейтноте, и ему нужно не только оторваться от преследователей, а уйти на расстояние, недосягаемое для британских 305–мм орудий. Позднее немецкая историография назовет эту погоню «эпической», красочно описывая, какие чувства владели всеми, кто находился на мостике корабля. Тем, кто находился в низах — в машинном отделении, было не до волнений — там шла адская, тяжелая работа. Немцы выжимали из машин все возможное, и Сушон в своем рапорте прямо указывает на смерть нескольких кочегаров от жары и переутомления. Пока что «Гебен» поддерживал скорость 22,5 узла (около 42 км/ч), временами развивая 24 узла (44,4 км/ч), несмотря на неисправности в котлах, которые так и не удалось устранить.
У англичан были свои проблемы: их крейсера давно не были в доке и не проводили чистку днищ от водорослей и ракушечника, а их кочегарные команды были укомплектованы по штату мирного времени, то есть имели меньше людей, чем требовалось в подобных обстоятельствах. Неудивительно, что уже через несколько часов марафона преследователи начали отставать. В Лондоне наконец опомнились и послали радиограмму с разрешением атаковать «Гебен», если только он нападет на французские порты, что германский корабль уже сделал.
Адмирал Милн получил этот приказ только в 17 часов, но к 15 часам 36 минутам Сушон уже так оторвался от преследователей, что в бинокли едва различались их дымы. Некоторое время контакт с германской эскадрой поддерживал примчавшийся из Бизерты легкий крейсер «Дублин», но вскоре отстал и он. И пока в умах лордов в Адмиралтействе и адмиралов на месте событий роились взаимоисключающие мысли, Сушон и его корабли исчезли.
Во время этих драматических событий в своей позиции окончательно определилась Италия. Страна покинула Тройственный союз (Германия, Австро–Венгрия, Италия) и официально объявила о своем нейтралитете. Впрочем, контр–адмирал получил приятное известие: германский морской атташе в Риме передал на его эскадру. «Несмотря на участие в Союзе (!), Италия остается нейтральной, но флотское командование не одобряет этого и расположено дружески к нам». Поэтому, пока британские корабли прочесывали северный вход в Мессинский залив, Сушон, не колеблясь, повел свои корабли в Мессину, где оставался до вечера 6 августа, принимая уголь и выслушивая невнятные претензии итальянских властей о нарушении срока пребывания в нейтральном порту. Действительно, немцы пробыли в Мессине 36 часов вместо положенных 24–х.
Теперь все складывалось как нельзя удачно, но тут грянул гром Вангенгайм, посол Германии в Турции, выступил категорически против попыток адмирала Тирпица склонить турецкое правительство на сторону немцев — путем посылки «Гебена» и «Бреслау» в Константинополь. Такая неоднозначность мнений привела к срочной депеше из Берлина: «По политическим соображениям переход в Константинополь невозможен. Вы должны следовать в Полу или Адриатику». Это означало лишь одно — тесное взаимодействие с флотом Авсгро–Венгрии. Общие планы оговаривались Сушоном и адмиралом Гауссом, командующим австро–венгерским флотом, еще до начала войны, в марте 1914 года. Сушон срочно телеграфирует Гауссу призыв о помощи и… получает отказ! Даже несмотря на то что двуличные (лучше не скажешь) австрийцы сформировали эскадру в Адриатике, выходить в Средиземное море они не собирались.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 94
