Книга Пароль больше не нужен. Записки нелегала - Олег Северюхин

Я уже не майор немецкой разведки, а танкист из подбитого русского танка Т-34. Мне нужно выбираться к своим. По расчетам на карте, от Гродно до линии фронта было не менее двухсот километров. Этот путь я должен проделать один, полагаясь на помощь местного населения и избегая встреч с немецкими войсками и, особенно с полевой жандармерией. Хотя у меня был пароль на случай задержания, но это можно было использовать только в крайнем случае. Любая информация о моем задержании оккупационными властями, в конце концов, могла стать известной органам НКВД после освобождения этих территорий. А то, что это будет именно так, я не сомневался.

Я шел вдоль дорог, скрываясь в опушках леса. Временами лес то подходил к дороге, то удалялся от нее настолько, что казалось, что идешь совершенно в другую сторону. Встречавшиеся по пути деревни я обходил стороной. За день я прошел не более двадцати километров, но вымотался окончательно.

К вечеру я прилег на земле, забравшись поглубже в лес, и сразу провалился в тяжелый усталый сон. Проснулся я еще затемно от утренней прохлады и чувства голода. Достав из кармана кусок хлеба, я стал жадно есть, не думая о том, чем я буду питаться дальше.

Лес шумел. Казалось, что по нему ходят люди, которые разыскивают меня с недобрыми намерениями. За каждым кустом виделся притаившийся человек с оружием. Со стороны кто-то гулкой поступью подбирался ко мне. Мне стало страшно в лесу. Взяв себя в руки, я стал прислушиваться к шуму леса. Скрипели деревья, шурша по ветру вершинами, но шагов не было. Как бы ни крался человек, бесшумно пройти невозможно. Обязательно хрустнет ветка под ногой или отведенная в сторону ветка прошуршит не так, как шумят листья на ветру. Успокоившись, я стал слушать шум леса и заснул.

Проснулся я от ясно слышимых шагов вблизи меня. Затаившись, я начал всматриваться в сереющий на рассвете лес. Затем я услышал голоса. Недалеко от меня находились четыре или пять человек. Подобравшись поближе, я увидел военных. Одного офицера и трех солдат.

– Наши, – успокоился я и вышел прямо на них.

Офицер с перевязанной рукой, капитан, приказал предъявить документы, а один солдат быстро обыскал меня. Другой солдат в это время держал меня под прицелом винтовки. По их согласованным действиям было видно, что здесь собрались не случайные люди.

Рассмотрев мои документы, офицер спросил, кто я и что здесь делаю. Я рассказал ему свою одиссею, опустив визит к адмиралу Канарису и поездку в мое родовое поместье. Капитан сказал, что он уже слышал о том, как один советский танк новой конструкции разгромил колонну мотопехоты, но попал в засаду и был подбит.

– А как тебе удалось спастись? – спросил капитан.

Пришлось разъяснять, что я непосредственного участия в бою не принимал, просто находился в танке на подаче снарядов. Вытащив экипаж из подбитого танка, и убедившись, что они все погибли, я забрал у них документы и ушел в лес, так как заметил приближающихся фашистов. Подъехавшим немцам было не до убитых. Наскоро их обыскав, они зацепили подбитый танк на буксир и увезли в сторону Гродно. К вечеру я вернулся на место гибели танка, похоронил убитых и зарисовал схему их захоронения. Сейчас пробиваюсь к своим.

Рассказ убедил капитана в том, что я говорю правду, но настороженность этой четверки ко мне не исчезала. Для них я был штатский, «шпак», пришедший к тому же без оружия. Вместе они обсуждали какие-то дела, куда-то уходили, не приглашая меня с собой. Возвращались с продуктами, иногда навеселе.

Когда я поинтересовался, что мы собираемся дальше делать, создалась такая неловкость, словно я напрямую попросил их выдать страшную военную тайну. До сих пор я даже не знал их имен, но и качать какие-то права у меня не было прав: я был полностью на их довольствии.

Но на третий день утром я проснулся один. От костра шел дымок, а моих незнакомых, не знаю, как их назвать, не было. Не было и моих документов. Хорошо, что живым проснулся. Единственное, что мне запомнилось о них это темно-красные петлицы, которые я принял за пехотные. Если это НКВД, то у капитана должна быть эмблема с круглым мечом и щитом на рукаве. Но эмблемы я не видел. Да и по их виду нельзя было определить, что они были в боях.

Надо было идти дальше. Насколько я помнил карту, впереди должен быть город Лида. На восток. Если на северо-восток, то дорога выведет в сторону Вильнюса. От Лиды надо идти на город Молодечно. Затем должен быть Минск, Борисов, Орша, Рудня, а затем Смоленск. Из Смоленска через Сафоново и Вязьму в Москву. Путь предстоял неблизкий. Без документов, без продовольствия. Я даже не представлял себе, как можно пройти этот путь, не встречаясь ни с кем.

Придерживаясь дороги, по лесу, обходя населенные пункты, я пошел к линии фронта. Иногда вечером я подбирался к какой-нибудь деревне. С края огорода подкапывал картошки, рвал лук или то, что попадется под руку.

Один раз, когда я копал картофель, отчаянно залаяли собаки, и из дома по огороду был открыт автоматный огонь. Засветили карманные фонари «Даймонд», и за мной была организована погоня. Спас батюшка-лес.

Блуждая по лесу, я потерял ориентировку, и шел неизвестно куда. Остановившись, я сориентировался по деревьям и понял, что опять ушел на запад. Припасов не было, а голод рисовал в воображении то борщи, то гуляши с макаронами и аппетитной подливкой. Однажды я настолько реально представил себе наваристый борщ, что начал реально воспринимать его запах, приправленный дымком. Налицо были галлюцинации, но настолько реальные, что я, не в силах бороться с явным помутнением рассудка, пошел в ту сторону, откуда мог доноситься такой запах.

Пройдя метров пятьсот, я наткнулся на лагерь, в котором находилось человек тридцать вооруженных людей. Все в штатском, но вооружены винтовками, а в сторонке стоял пулемет «Максим». Говор был русский. Я мог произнести только одно: «Дайте поесть». Трехсуточное блуждание по лесу сделало свое дело. Я с такой жадностью набросился на борщ и хлеб, что не заметил, как выхлебал целую миску. Я попросил еще, но вдруг мне стало плохо, появились такие резкие боли в животе, что я упал на землю и потерял сознание.

Очнулся я оттого, что кто-то вливал мне в рот что-то очень горькое. Боль в области живота немного утихла, но я все равно чувствовал себя очень плохо. Желудок не сработал от такого количества пищи. Вечером меня поили легким бульоном с сухариками.

На следующее утро меня привели к начальнику. Начальником оказался невысокий, полноватый человек в очках, который представился командиром партизанского отряда и вежливо предложил мне рассказать о себе. Я рассказал о себе все, что произошло со мной с того момента, как я с группой механиков отправился на починку поврежденного танка и до того момента, как я спасался от погони.

Последние слова насторожили командира партизанского отряда, и он стал скрупулезно выяснять, как называлась деревня, где я был, сколько человек за мной гналось, были ли с ними собаки. Узнав, что это произошло три дня назад, он успокоился и стал выяснять, что мне известно об обстановке на фронте. Мне было известно ровно столько, сколько и ему. От него же я узнал, что из активистов района был создан партизанский отряд, сделана база в лесу. По его подсчетам, не пройдет и месяца, как Красная Армия погонит немцев обратно на запад и партизанам больше не придется сидеть в лесу. Связи ни с кем у него нет. Какая обстановка складывается в окрестностях, ему не известно. Он ждет связных от областного комитета партии с указаниями о действиях. Пока ни в какие стычки с немцами они не ввязываются, так как не получали на это указаний.