Однако, когда я вижу это адское зрелище – поле, усеянное телами людей, которых еще вчера я называл своими друзьями, а также тех, которые были нашими братьями до того, как разразилась эта Богом проклятая война, я прихожу к выводу, что не могу более молчать о том, что для меня столь важно.
Когда завтра прозвучит сигнальная труба, я покину эту палатку. Боюсь, что я тоже паду жертвой этой бессмысленной, несущей увечья и смерть бойни, и если такова моя судьба, все порядочное и доброе во мне требует, чтобы мои последние часы не были наполнены страхом или бесплодной ненавистью к лагерю конфедератов, находящемуся в этой долине, ради того, чтобы встретить зарю с показной храбростью.
Вместо этого я вспомню о богатстве и глубине любви, которую питаю к тебе, чтобы отыскать в себе храбрость из этого бездонного колодца. Я должен сказать тебе перед смертью по крайней мере один раз, что ты для меня значишь. С каждым восходом солнца на этой сотворенной Богом земле я вспоминаю твою улыбку, твою доброту, щедрость твоей души – то, что мне не дано описать словами. Я помню каждое слово, сказанное тобой, когда ты тайно врачевала мои раны. Я помню каждое твое прикосновение и каждую твою молитву. И если бы я мог вызвать ангелов, которые звучат в твоем голосе и звуках твоей арфы, у меня не было бы нужды бояться будущего, ибо наверняка это принесло бы мне спасение.
Если каким-то чудом это письмо дойдет до тебя и я переживу баталию, которая должна разразиться, я прошу тебя – нет, я умоляю тебя написать мне о своей жизни. Я буду сражаться завтра с надеждой, что в будущем меня ждет от тебя письмо и что чувство, в котором ты мне призналась перед моим отъездом, все еще живет в твоем сердце. Я буду молиться о том, чтобы когда-нибудь, когда эта великая, несущая горе война, лишившая нас кроваи очага, закончится, наша любовь исцелила нас и залечила все наши душевные раны.
Навсегда твой Джеймс.
Мои пальцы дрожали, пока я смотрела на потрепанную, покрытую пятнами страницу, наверняка от слез. Не приходилось сомневаться, что мужчина, который объяснялся моей сестре в любви, – капитан федеральной армии Джеймс Эдвин Дженнисон. Письмо было датировано спустя шесть месяцев после того, как его полк оставил Новый Орлеан.
Я свернула первое письмо и раскрыла второе. Руки у меня настолько дрожали, что я вынуждена была положить листок на подлокотник. Меня мучили угрызения совести, но я должна была узнать как можно больше. Я не могла оставаться в неведении, пока не узнаю, кто ее травит.
Сердце мое!
Как мне принять твою любовь, которая сохранила мне жизнь и здоровье, когда я прошел такие глубины ада, о которых трудно рассказать словами ? Мы ожидали годы, разделенные войной и смертями. Неужели мы не сможем быть вместе, когда обещанный мир протягивает нам свою любящую руку?
Я умоляю тебя, нежная Жинетт, пересмотреть свое решение. Приезжай ко мне и будь моей женой. Если бы был другой вариант, я пожертвовал бы всеми благами мира, чтобы быть с тобой. Но жизни тех, кого я люблю так же горячо, находятся в моих руках. Я понимаю, какую борьбуприходится вести тебе и твоей сестре в эти отчаянные времена, и понимаю, как она нуждается в твоей поддержке. И тем не менее я снова прошу тебя: принеси свою любовь ко мне в мой скромный дом на холмах и выйди за меня замуж. Я буду заботиться о твоей семье так же, как о своей собственной. Мы построим новую жизнь на пепелище войны.
Мое сердце принадлежит тебе вечно.
Джеймс.
Письмо датировано спустя год после окончания войны. Восемь лет назад этот человек любил Жинетт.
Я аккуратно перевязала письма алой ленточкой, положила их в шкатулку и медленно подошла к креслу возле кровати Жинетт. Даже пронзительно печальные песни, которые она пела, мне стали сейчас более понятны. Музыка давала выход чувствам моей сестры, и хотя я любила ее, смеялась вместе с ней, мечтала вместе с ней, вместе с ней боролась и плакала, мне была неизвестна некая тайная часть ее души, которая любила, страдала и приносила жертвы.
– Жинетт, пожалуйста. Ты слышишь меня? Ты не должна сдаваться. Ты должна бороться. – Она не шевельнулась и не отреагировала. К горлу моему подступили рыдания.
– Мама?
Закусив губу, я повернулась и увидела в дверях сына. В руках он держал раненого щенка.
– Входи, Жинетт спит. – Я протянула ему навстречу руки, и сын оказался в моих объятиях. Прошла, наверное, минута, прежде чем я смогла заговорить. – Похоже, щенку оказали дополнительную врачебную помощь.
– Доктор Маркс дал мамаше Луизе и мне полную коробку настоящих бинтов, чтобы можно было ухаживать за моей Подружкой.
Собачка представляла собой клубок кудрявой черной шерсти с блестящими глазами, носом-пуговкой и розовым влажным языком. От нее пахло теплом и уютом. Андре взглянул на Жинетт.
– Жинетт очень больна, – сказала я, не скрывая слез. Он крепко обнял меня.
– Не плачь, ей обязательно станет лучше. Я уверен в этом. – Андре произнес это так убежденно, что я поверила ему.
– Будем надеяться!
– Я слышал разговор месье Тревельян с доктором Марксом несколько минут назад. Он сказал: «Маркс, она не должна умереть. Ты слышишь меня? Делай все, чтобы спасти ее. Я не хочу иметь на своей совести еще и ее смерть». Они даже приглашают леди, которая поможет доктору Марксу ухаживать за Жинетт.
Щенок завозился в его руках и заскулил.
– Должно быть, хочет есть. Я отнесу ее к мамаше Луизе и покормлю.
Необходимость ухаживать за беспомощным существом выявила у Андре небывалую ответственность, совершенно ему несвойственную.
Спустя несколько минут в комнату ворвалась разгневанная Миньон.
– Какое подлое, злобное чудовище могло совершить такое преступление?
– О чем ты, Нонни?
– О гобелене Жинни, в который она вкладывала всю душу! Очевидно, она вкладывала в него и жизнь. Доктор Маркс обнаружил мельчайший порошок на гобелене и ее нитках. Не так много, чтобы вызвать подозрения при нормальных обстоятельствах, но, принимая во внимание руки Жинетт, он почти уверен, что это токсичное вещество. Мы обыскали весь дом в поисках всего, к чему Жинетт могла притрагиваться, и я подумала о ее гобелене. Припоминаю сейчас, что ей становилось хуже всякий раз после работы с гобеленом. Доктор взял его в свою лабораторию, чтобы определить вид яда. А пока он присылает няню, которая имеет опыт ухода за пациентами, страдающими экзотическими болезнями. Доктор Маркс хочет, чтобы Жинетт пила как можно больше воды.
– Но каким образом? Она до сих пор не проснулась.
– Вот поэтому он и присылает няню. Она поможет Жинетт пить. Но я боюсь, что у нас появилась еще одна проблема. Месье Галье и месье Фитц ожидают тебя в гостиной. Никто не знает, где мадемуазель Венгль, и они очень расстроены.
