– Ваша мать вас любила, Коул, вы это понимаете, правда? Она совершила ошибку, ужасную ошибку, но она не пошла на убийство вас и вашего брата.
– Это я виноват. Я ее не простил. И теперь гоняюсь за призраком.
Бейли приблизила к нему лицо.
– Вы ни в чем не виноваты. Слышите? Ни в чем. Никто не осудит вас за то, что вы были в ярости и не могли ее простить. Это был шок… у вас не было времени во всем разобраться до того, как она умерла. Вы все еще можете ее простить.
Он вытянул руку и погладил ее по лицу. Потом рука упала, глаза закрылись.
– Нет, – выдохнул он и опять провалился в глубокий сон.
Бейли смотрела на спящего Коула совсем другими глазами. Кажется, он не мог или не хотел расстаться со страданиями прошлого. Это трудно, сама она каждую ночь молилась, чтобы Бог дал ей сил снова стать счастливой. Отец ей не раз повторял, что мать не хотела бы, чтобы она вечно грустила. Так что Бейли научилась быть счастливой и после смерти матери. И сейчас изо всех сил старалась следовать наставлениям отца.
Коул не собирался искать новое счастье. Он ему противился. Бейли такого не хотела. Она хотела бы вылечить его и остаться вместе с ним. Но она знала, что он избрал свой путь и не свернет с него. Даже в горячечном бреду его лицо было искажено памятью о том, что он ей сейчас раскрыл.
Она вздохнула и вышла на балкон, вдохнула свежий утренний воздух, посмотрела на расстилавшийся перед ней простор. Слева в океане на фоне серо-голубого неба белели большие квадратные паруса.
Корабль с продовольствием прибыл.
Обхватив себя руками, Бейли следила за тем, как причаливает корабль. Ей бы следовало радоваться. Это корабль, который увезет ее домой.
Отсюда.
От Коула.
Почему же ей хочется, чтобы корабль оказался фантазией? Она энергично растерла руки, как будто счищала с себя противоречивые чувства, и вернулась к кровати Коула. Она ему сочувствовала, ужасная трагедия его семьи была делом рук Дракона. Это у них общее – их любимых погубил один и тот же пират, значит, вполне естественно, что она чувствует сострадание к Коулу. Но ничего больше.
Бейли задремала, а когда проснулась, солнце уже достигло высшей точки в небе, на верхнем этаже было душно, как под толстым одеялом. Спасибо, ветра на острове дули постоянно и в комнату залетал ветерок. Бейли лежала на кровати рядом с Коулом, подложив руку под голову. Она застонала, чувствуя, как затекли мышцы. Тыльной стороной ладони Бейли проверила лоб Коула, он был холодным, и она облегченно вздохнула. Не сводя глаз со спящего, она потерла шею, встала и потянулась.
Вошла Анели, за ней служанка с кувшином воды.
– Как он? – спросила она, с тревогой глядя на Коула.
– Жар прошел, – выговорила Бейли.
– Хвала Господу! – сказала Анели, и обе женщины обнялись, смеясь – не столько от облегчения, сколько от усталости.
Они вдвоем прочистили Коулу рану, перевязали и несколько минут поболтали на затененном балконе. Но их прервали служанки, Анели извинилась и ушла по делам. Вскоре после ее ухода жара совсем разморила Бейли; чувствуя, что опасность для Коула миновала, она решила пойти к себе и прилечь. Продовольственный корабль будет готов к отплытию только через несколько часов, она успеет отдохнуть перед дорогой домой. Бейли помолилась, чтобы ей удалось уговорить капитана судна взять ее в колонии, хотя ей нечем заплатить.
Она в последний раз подошла к кровати Коула, радуясь, что глаза у него закрыты. Она вынула из кармана кольцо, последний раз посмотрела на надменное золотое «Л» и надела его Коулу на мизинец левой руки. Она надеялась, что материнское кольцо как-нибудь поможет ему обрести покой, в котором он так нуждался. Потом, импульсивно, она наклонилась над ним и нежно поцеловала в теплые мягкие губы.
Глава 19
На следующий день Коул не пожелал оставаться в постели. Анели ничего не могла с ним поделать, он расхаживал по комнате и ворчал. И так много времени потеряно, а у него неотложное дело. В своей типичной манере он отказался сообщить, что у него такого важного, что не может подождать несколько дней, пока он поправится. Игнорируя мольбы Анели, он приказал готовить «Барракуду» к отплытию через два дня. Чиско был в таком же замешательстве, как и вся команда, потому что не знал, куда они направятся.
По правде говоря, Коул не знал, что им сказать. Его душила смесь злости и недоверия. Бейли уехала на «Морской душе»! Он должен ее вернуть.
Туман в памяти рассеялся, и он вспомнил, что в полуобморочном состоянии все ей рассказал. Понятно, она пришла в ужас и при первой же возможности сбежала. Забыла, что он ее спас от рабства. Его признание оказалось сильнее. Он допускал, что не следует ее обвинять, но девица принадлежит ему, и он не допустит, чтобы она вот так ушла, не заплатив долг. Остатки угрызений совести по поводу того, как он с ней обошелся в Нью-Провиденсе, улетали с каждой минутой, превращая утро в бесконечный ад. К черту совесть! Он считал, что умер в тот день, когда мать сделала свое признание, но оказалось, что небольшая его часть выжила. Выжила, чтобы снова оказаться преданной.
Но это в последний раз, мысленно поклялся он, со стоном надевая чистую рубашку. Когда он ее найдет, он не будет знать жалости. Во что бы это ни вылилось, он ее использует, чтобы выманить Дракона. Уставившись в холодный камин, Коул глотнул вина из хрустального бокала, стоявшего на подносе с нетронутым завтраком. Он подсчитал, сколько часов прошло после Отплытия «Морской души», и от злости так сдавил бокал, что тот хрустнул в руке.
Чертыхаясь, он стряхивал осколки на пол.
– Что случилось? Что с вами?
Коул круто обернулся на голос, такой чужой и такой знакомый.
– Что ты здесь делаешь? – рявкнул он.
Шурша зеленой шелковой юбкой, Бейли подошла к нему.
– Дайте, посмотрю. – Игнорируя его вопрос, она поставила на стол корзинку, достала из нее полосу чистой материи и предложила ему сесть на ближайший стул.
Ошеломленный ее присутствием, Коул сделал, как ему было велено, не помышляя отказываться. Бейли опустилась на толстый ковер между его небрежно расставленными ногами и поочередно стряхнула с рук осколки стекла, прилипшие к ладоням.
– Не дергайтесь, несколько кусочков застряли. Бога ради, с чего вам вздумалось раздавить в руке бокал? – Она выдернула один, другой, третий лучик стекла и бросила их на серебряный поднос с остывшей едой.
– Не знаю, случайно.
Коул смотрел на ее макушку, на золотисто-рыжие волосы, спадавшие на лицо. Она машинально заправила прядь волос за ухо и продолжала вытаскивать осколки, наморщив лоб и поджав губы. Он опустил глаза на глубокий вырез платья, который, казалось, еле удерживал ее грудь.
К его огорчению, когда злость отступила, тело захватило другое, свирепое чувство. Она сидела у него между колен, опустив голову, – Коул вообразил, что она могла бы оказать другое внимание его телу, и соответствующая часть мгновенно отреагировала. Он застонал, мечтая, чтобы хватило сил приказать ей уйти.
