— Буйство — это не наша черта, а только его, — сказала Дебора. — Он никогда не мог приспособиться к нашей стабильной жизни и постоянно убегал в деревню, где родился.
Меня это долго тревожило, пока я не поняла, что он способен жить в обоих мирах — одной ногой здесь, другой там. — При воспоминании улыбка тронула ее губы. — Дэниел пытался направлять Каттера, приучать к дисциплине, он понимает его лучше, чем я.
Уитни занимало, что же за человек взял на себя ответственность за вдову апачи и ее сына. В мире так повелось, что женитьба на женщине, которая побывала в плену у апачей и вышла замуж за свирепого воина, вызывала насмешки и дурацкие предположения, но Дэниелу Коулмену, кажется, не было до этого никакого дела! Его не в чем было упрекнуть, Дебора стала отличной женой.
Она красива, элегантна, надежна. И безусловно, умеет преодолевать житейские трудности.
Поначалу Уитни скептически отнеслась к разговору с Деборой: она подумала, что мать попытается оправдать и реабилитировать сына. Но Дебора стала рассказывать, как в юности ее похитили, увезли из дома и отдали в рабство грубому и страшному человеку.
— Но я выжила. Со временем я узнала о нем и хорошие вещи, — например, он мог быть нежным. Когда Длинный Нож умер, я очень горевала. Но вернувшись домой, я встретила Дэниела. Он был поверенным и отвечал за продажу ранчо моих родителей после их смерти; он был в отчаянии, что не может найти следов их единственной наследницы, — других наследников не было, и ранчо выставили на аукцион. Он приложил много усилий, чтобы я получила часть вырученных денег. Со временем мы обнаружили, что любим друг друга., — И в результате — счастливый конец, — сказала Уитни, и ее тон выдал больше, чем ей бы хотелось. Дебора промолчала, чему Уитни была рада, но внезапно всколыхнувшееся чувство так и не утихло.
Ее реакцию на Каттера обостряла атмосфера дома.
Видимо, для того, чтобы успокоить мать, он не носил оружие, даже привычный нож не висел на поясе. Он постригся, был чисто выбрит, одет в темные брюки и белую рубашку с открытым воротом — ну прямо фермерский сынок! Было кое-что еще: Каттер пользовался фамилией отчима, что шло ему на пользу. Кто заподозрит бандита под цивилизованным обликом, который он являет миру? Она кипела от ярости, когда думала, что ему все сойдет с рук — грабеж, и ее похищение, и даже многочисленные убийства.
Она знала, что под этой оболочкой он остался прежним, что в нефритовых глазах таится тот же хищнический блеск. Очень скоро она в этом убедилась, когда они остались одни в каменном патио позади дома.
Они с Деборой мило беседовали в патио, и тут вошел Каттер своей беспечной походкой, посвежевший и красивый, как никогда. Его прекрасные глаза блеснули им обеим, но остановились на Уитни.
— Наслаждаетесь, мисс Брэдфорд? — любезно спросил он. Сама вежливость!
— Пока ты не пришел, — бросила она, и он тихо засмеялся. В раздражении Уитни опустила глаза на складки муслинового розового платья.
— Мне уйти? А я думал, маме захочется поболтать с нами обоими, как будто мы все любим друг друга.
— Каттер, — сказала Дебора и встала со стула, — может, ты все-таки притворишься джентльменом на то время, что я схожу на кухню и попрошу Марию приготовить легкий ленч? Возможно, это нелегко, но я верю в твои способности.
С этим она ушла, оставив Уитни в состоянии внезапной растерянности.
Каттер смотрел на нее с показной вежливостью, которую она так ненавидела, и ей захотелось счистить с него этот маскарадный лоск.
— Похоже, для тебя большое несчастье — вести себя как человек, а не как дикарь.
Краткая вспышка бешенства в глазах показала, что ей удалось пробить его самозащиту, но она не была готова к его мгновенной реакции — он схватил ее за запястья холодными, твердыми пальцами и дернул вверх со стула как бы играя, но в то же время сдавив до боли.
— Я не забыл, что значит быть дикарем, если тебя это тревожит, — сказал он ленивым тоном, таящим угрозу, — Я этого и не думала, — холодно ответила она. — И это поймет каждый по синякам, которые останутся на моих руках.
— Ты стала дипломатом? — тихо спросил он и отпустил руки.
Уитни снова села, угрюмо глядя, как он прислонился к каменной стене, окружавшей патио. Привычно скрестив на груди руки, Каттер с вежливой улыбкой изучал ее покрасневшее от злости лицо. Что в ней такого, что вечно интригует его? — подумал он со знакомым приступом раздражения. Уж конечно, не ангельский характер и не то, что он не позволяет себе удовлетворить неотвязное желание пронзить ее нежное, медовое тело. А может, в этом все дело, думал он. Если бы он сделал то, что хотел, в первый же вечер, когда она заявилась к нему в отель, он бы перестал о ней думать. Так обычно бывало: отказ, вызов возбуждали в нем интерес, а добившись цели, он этот интерес быстро терял. Была бы она еще невинной девушкой, но она призналась…
Уклонившись от яркого луча солнца, бьющего в глаз, Каттер отрывисто сказал:
— Не хочешь ли со мной покататься?
Уитни насторожилась:
— Куда? Я, кажется, уже много с тобой каталась. Как тебе могло прийти в голову, что я захочу пробыть в твоем обществе больше, чем нужно, чтобы пересечь комнату?
Особенно когда все, что тебе надо, — это бороться со мной.
— Ради Бога, Уитни! — раздраженно сказал он. — Неужели ты думаешь, что я не устал бороться? У меня появилась революционная идея обсудить твое освобождение, но если ты…
Она рывком встала с места.
— Обсудить… освобождение? — У нее перехватило дыхание. — Ты хочешь сказать… для этого ты меня сюда привез?
— Нет, пока не вытерпел нотацию от матери, и еще предстоит лекция отчима. — Он хмуро добавил:
— Если бы у меня был другой выход, уж поверь, я бы им воспользовался.
Уитни была безумно рада, что семья не поддерживает его, и не стала этого скрывать.
— Тебя так мало заботили мои чувства, что только справедливо, если теперь будешь страдать ты!
— А-а, значит, ты радуешься, что меня отхлестают кнутом и повесят на стене сарая? — Каттер насмехался, но, несмотря на злость, почувствовал толчок изумления. — А ты, оказывается, кровожадная особа!
— Ты бы чувствовал то же самое, если бы тебя протащили через то, что досталось мне!
— Не отчаивайся, тигренок. Твое желание может исполниться. В моей юности Дэниел мастерски орудовал хлыстом; если его подтолкнуть, он может прибегнуть к прежним методам.
Уитни фыркнула:
— Скорее мой отец возьмется за хлыст, если тебя увидит. Или за пистолет.
Каттер засмеялся и взял ее за руку, на этот раз нежно, хоть она и упиралась.
— Дуэль на двадцати шагах? А это идея. Надеюсь только, никто не будет настолько жесток, чтобы отдать меня на твою милость…
Встревоженная легкой насмешкой, удивляясь, почему он так старается оставаться дружелюбным, Уитни подняла на него глаза — он смотрел, изогнув в улыбке чувственные губы, и она вздрогнула, увидев в расширенных зрачках огонь желания. Он его тотчас погасил.
