Центральное кафе, где обычно околачивался Троцкий, сидя там целыми днями, разочаровало меня. В нем была некая атмосфера — арочные потолки, мраморные столы, пианист, — но кофе был дорогим, а обслуживание так себе. Однако мне понравилась байка о двух венцах в центральном кафе, которые обсуждали политику. Один из них, только что вернувшийся из Москвы, предсказал скорую революцию в России. «Неужели? И кто же ей будет руководить? — с сомнением спросил другой и кивнул в сторону Троцкого: — Этот, что ли?»
Зато в кафе рядом с моим отелем я встретил очень радушный прием. Оно было затхлым, полуразрушенным и таким темным, что к столику пришлось пробираться ощупью. Везде на стеллажах лежали газеты. Старикан, одетый скорее как маляр, чем как официант, принес мне кофе, хотя я не заказывал, и, поняв, что я американец, стал собирать для меня журналы «Америка сегодня».
— О нет, пожалуйста, не надо, — сказал я, когда он принес мне полдюжины журналов, — бросьте их в огонь, а мне принесите какие-нибудь газеты. Но он продолжал таскать, пока передо мной не выросла стопка высотой в два метра.
Вена, без сомнения, самый грандиозный город из тех, что я видел. Колоссальные здания напоминают об имперском прошлом — парламент, дворец справедливости, музей естественной истории, музей искусств, здание оперы и, сверх всего, дворец Хофбург с его 2600 залами. Они все похожи друг на друга — мощные груды гранита и мрамора с воинственными скульптурами, расставленными вдоль крыш и фронтонов. Марсианин, прилетев на Землю, без колебаний бы приземлился в Вене, решив, что это столица планеты.
Ближе к вечеру я направился в музей Зигмунда Фрейда в его старой квартире на Берггассе. Сейчас это простая скучная улица, но в свое время Фрейд любил пожить красиво. В его квартире было шестнадцать комнат, из которых для посетителей теперь открыто только четыре. В них почти нет мебели, выставлено всего несколько мелких вещей, принадлежавших Фрейду: шляпа и трость, медицинская сумка и чемодан. Тем не менее это не мешает дирекции музея брать за вход тридцать шиллингов.
На стенах этих четырех пустых комнат висят 400 фотографий и фотокопий писем и других документов, относящихся к жизни Фрейда. Причем многие из них имеют к Фрейду до смешного слабое отношение: набросок «Моисея» Микеланджело, которым Фрейд восхищался по дороге в Италию, фотография Сары Бернар, которую Фрейд не только не лечил и не трахал, но даже и не встречался с ней, а просто однажды видел ее игру. Дело в том, что почти все личные вещи Фрейда — его библиотека, 2500 классических статуэток, его мебель, его медицинская кушетка — теперь находятся в другом, намного более известном музее в Хэмпстеде, потому что нацисты выгнали Фрейда из Вены за два года до его смерти.
Странно, что он так долго не уезжал из Вены. К концу XIX века Фрейд являлся одной из самых знаменитых фигур в мировой медицине, но тем не менее не был профессором венского университета просто потому, что он был еврей.
До войны в Вене проживало 200 000 евреев. Сейчас их почти нет. Как отмечает Джейн Крамер в своей книге «Европейцы», большинство австрийцев никогда не встречались с евреями, и тем не менее Австрия остается самой антисемитской страной в Европе. Согласно Крамеру, опросы постоянно показывают, что примерно семьдесят процентов австрийцев не любят евреев, чуть больше двадцати процентов активно их ненавидят и около десяти процентов «чувствуют физическое отвращение в присутствии еврея». Я бы не поверил этим данным, если бы не видел другой опрос в «Обозревателе», который свидетельствует, что почти сорок процентов австрийцев считают евреев виноватыми в том, что случилось с ними во время войны. Более того, сорок восемь процентов полагают, что 8000 оставшихся в стране евреев все еще имеют слишком большое экономическое и политическое влияние.
Немцы в последнее время предприняли попытки покаяния. А что делают австрийцы? Они избирают президентом офицера Вермахта. Многие люди не знают разницы между канцлером и президентом Австрии, но она очень простая. Канцлер направляет национальную политику и руководит страной, в то время как президент проводит облавы на евреев. Шутка!
Австрия — удивительная страна.
Югославия
Из Вены я полетел в Сплит, находящийся на побережье Адриатического моря на полпути в Белград. Мы с Кацем заезжали в этот городок, путешествуя автостопом из Австрии. Тогда нам пришлось четыре дня торчать на раскаленных обочинах дорог, тоскливо глядя на проносившиеся машины немецких туристов, и теперь я тихо радовался, что преодолеваю то же расстояние за считанные часы. Честно говоря, у меня не было выбора: времени оставалось мало. Я должен был быть в Софии через шесть дней, пока не кончилась болгарская виза.
В аэропорту я сел на автобус, пребывая в состоянии легкой нерешительности — я не знал, куда, собственно, я еду. Тут ко мне подошла пожилая женщина и спросила тихо, словно предлагая что-то противозаконное:
— Комната? Вам нужна комната?
— Да, пожалуйста, — сказал я, внезапно вспомнив, что в свое время мы с Кацем нашли комнату в Сплите именно таким образом. — Сколько?
— Десять тысяч динаров.
Пять долларов. Это звучало нормально. Правда, легко было представить, что дома меня ожидают четыре ее взрослых сына, чтобы задушить и забрать деньги. Я давно полагал, что так и умру — связанный по рукам и ногам и выброшенный в море, но женщина выглядела вполне честной. Кроме того, она, видимо, тоже вполне могла опасаться, что я замышляю зарубить ее топором.
— Отлично, — сказал я, — пошли.
До ее дома мы ехали минут двадцать вверх по пологому холму, и вышли где-то на окраине города на невзрачной улице. Женщина повела меня по бесконечным ступеням и проходам, полным тощих кошек. Наконец мы прошли по доске, перекинутой через узкую канаву, пересекли голый, без травинки, двор и вошли в четырехэтажное здание, которое казалось недостроенным. Возле лестницы стояла бетономешалка. Я заколебался. Это было самое подходящее место для засады.
— Проходите, — сказала она, и я последовал за ней на верхний этаж, в маленькую и бедно обставленную, но чистую квартиру. Двое парней лет по двадцать пять в футболках, смахивающие на головорезов, сидели за столом на кухне. Конец, подумал я, незаметно опуская руку в карман и нащупывая «нож офицера швейцарской армии», хотя я знал, что мне даже в нормальных условиях требуется двадцать минут на то, чтобы его открыть. Если эти парни бросятся на меня, придется защищаться зубочисткой и пинцетом.
На самом деле ее сыновья оказались милыми ребятами. Они немного говорили по-английски, поскольку работали в городе официантами. Один из них как раз ехал на работу и предложил меня подвезти. Я с радостью согласился, поскольку плохо представлял себе, где нахожусь и как добраться до центра. Он повел меня к пыльной голубой «Шкоде», припаркованной на ближайшей улице, сел за руль и так резко рванул с места, что я ухватился обеими руками за подлокотник. Это было похоже на сцену погони из боевика, где машины сбивают мусорные баки и опрокидывают тележки с овощами. «Я немного опаздываю», — объяснил он, распугивая с «зебры» очередную группу пожилых пешеходов, на бешеной скорости свернул на магистраль, заставляя встречные машины утыкаться в стены домов, наконец притормозил, высадил меня на базарной площади и умчался, прежде чем я успел сказать «Спасибо».
