— Увлечениям? — договорила с вызовом Эмили. — Но я с удовольствием предаюсь им. Мне хочется увидеть и испытать все, что возможно, пока не сделалось слишком поздно.
Франциск остановился так резко, что лошадь ткнулась мордой ему в плечо.
— Слишком поздно? Но вам еще нет двадцати.
Взгляд девушки был мрачен.
— Ах, знали бы вы! Отец, вы только представьте, сватает меня за Рея Ганнермана! Подумайте, каково это, а?
Франциск не имел о том представления, однако счел нужным заметить:
— Замуж вам вроде бы рановато.
— Отец решил, что пора. По его мнению, я нуждаюсь в надежном и рассудительном спутнике, способном меня направлять. Вот вздор! Я сама отлично справляюсь, — обиженно заключила она и быстро пошла вперед по дорожке.
Не такой уж и вздор, подумал Франциск. Мистера Харпера как раз понять можно. Трудно понять таких вот девиц, норовящих вредить себе всеми доступными способами.
— Знаете, — задумчиво сказал он, — некогда я знавал одну женщину… и она…
— Эту французскую фифочку? — спросила Эмили грубо.
— Нет, то была итальянка, вдова, очень привлекательная и постоянно искавшая новизны в ощущениях. Ощущений хватало, но наконец они ей приелись, и она, сильно расстроившись, ударилась в самый суровейший аскетизм, ставший, правда, для нее всего лишь еще одним острым переживанием. Я говорю это потому, что, мне кажется, вам стоит пересмотреть свою жизнь.
— Вы хотите, чтобы я сделала выбор в пользу Рея Ганнермана? — спросила Эмили, покрываясь красными пятнами.
— Нет, но вы должны понять, что жизнь — это не то, что вам могут дать, а то, что вы способны взять от нее сами. Постоянно равняясь на чьи-то оценки, невозможно составить суждение о себе.
По тому, как дернулось угловатое плечико, можно было понять, что слова эти прозвучали впустую.
— Что сталось с той итальянкой? — спросила Эмили, когда ее спутник умолк.
— Она сгорела как свечка. — Это было чистейшей правдой. — Идемте, Эмили. Уже поздно. Мистер Лорпикар не придет.
— Вы просто не хотите, чтобы я с ним встречалась, — выпалила девушка, полагая, что вывела собеседника на чистую воду, и весьма удивилась, когда тот ничего не стал отрицать.
— Конечно не хочу, ибо он очень опасен.
— Нет, не опасен, — возразила Эмили. Не очень, впрочем, уверенно. — И я ему нравлюсь.
— Не сомневаюсь, — сухо согласился Франциск. — Но вы были с ним и вчера, и позавчера. Сегодняшнюю ночь вполне можно пропустить… ради ваших родителей, если не ради себя.
— Хорошо, но я встречусь с ним завтра, — заявила решительно Эмили, хотя руки ее вдруг предательски затряслись.
— Ладно. Если вы захотите, — кивнул Франциск, понимая, что возражения сейчас бесполезны.
— Да, захочу. И еще как! — Эмили бросила взгляд через озеро — на склон, где стоял тридцать третий коттедж. По кружной, петляющей вдоль берега тропке до него было около четверти мили, а по прямой — по сияющей лунной дорожке — не набралось бы и сотни ярдов.
— Он ждет меня, — сказала она, но повернула назад.
— Это его дело, — заметил Франциск и поспешил переменить тему: — Завтра все гости курорта приглашаются на пикник. Вы будете? Шеф-повар обещает мексиканскую кухню.
— Все пикники такие глупые, — заявила девушка с детской строптивостью.
— Но Кэти отменнейший кулинар.
— Да, — согласилась Эмили. — Мне очень понравилась ее спаржа с орехами. Я думаю, ничего вкусней не бывает.
— Ну, мексиканские блинчики, уверяю вас, не уступят этому блюду.
— Возможно, я и приду, — подумав, сказала Эмили. — Но обещать ничего не могу.
— Разумеется, — серьезно кивнул ее спутник. Они прошли мимо пляжа и пирса, потом повернули к кортам и, миновав главное здание, двинулись дальше — к девятнадцому коттеджу, где чета Харперов ожидала свою дочь.
Гарриет Гудмен увлеклась разговором с Мадлен де Монталье, хотя многие гости толклись вокруг импровизированной, специально сложенной для таких вылазок печки, где хозяйничала очень пышная разрумянившаяся особа.
— И чеснок, друзья, побольше чеснока, — приговаривала она, не забывая приглядывать за кастрюльками, от которых шел одуряющий аромат. — Что в Мексике, что в Китае много чеснока не бывает. — Кэти помолчала. — В большинстве случаев. Итак, чтобы приготовить кунг-пао, мы берем курицу и…
— И как только все это держится у нее в голове? — довольно громко заметила Гарриет.
— Она мастер своего дела, — лениво откликнулся лежавший под молодой сосенкой Франциск. Глаза его были полузакрыты.
Возле простых деревянных столов суетилась миссис Эммонс, расставляя посуду.
— Должна заметить, этот таинственный владелец курорта удивительный человек! — воскликнула вдруг она. — Отправить на пикник хрусталь вместо стекла — это уж слишком!
— Он у нас сноб, — сказал мистер Роджерс и спросил чуть погромче: — Как вы полагаете, мистер Франциск?
Тот улыбнулся.
— Я совершенно с этим согласен.
Мистер Роджерс удовлетворенно кивнул.
— Ты так и будешь лежать целый день? — спросила Мадлен, когда Гарриет отошла, чтобы занять место в очереди, выстроившейся к раздаче.
— Наверное. — Музыкант не повернул головы, но твердые черты лица его словно бы сделались мягче, что говорило о многом и гораздо лучше, чем любые слова.
— Мадлен! — окликнула Гарриет. — Вам что-нибудь взять?
Та обернулась.
— Спасибо, но… нет. Я все еще не пришла в себя от смены часовых поясов.
— Но поесть все равно не мешало бы.
— Не сейчас. — Мадлен помолчала и крикнула: — Обо мне позаботится моя компаньонка.
— А где она?
— Отдыхает. Думаю, чуть попозже придет. — Молодая женщина привалилась спиной к стволу дерева и вздохнула.
— Надя любит тебя? — тихо спросил Франциск.
— Да. Очень. — Она принялась играть с кусочком коры, вертя его в пальцах.
— Значит, все идет хорошо?
Ответ прозвучал не сразу.
— Некогда, очень давно, ты мне признался, что принужден вести одинокую жизнь. Что ж, я тоже теперь одинока. Но уж лучше жить так, чем умереть в девятнадцать и ничего не постичь. А хорошо мне, только когда я с тобой. Все остальное время я просто довольна.
— Спасает работа? — негромко и ласково спросил он.
— О, безусловно. Всякий раз, когда я начинаю думать, что раскопки сказали мне все, появляется что-то новое и колесо начинает вертеться опять. — Мадлен рассеянно подергала стебелек какой-то травинки.
— Это не утомляет?
