В разное время и в разных европейских столицах Сен-Жермен принимал участие в заседаниях каббалистических и масонских лож; посещал он и собрания ложи Розенкрейцеров. К нему везде хорошо относились и охотно прислушивались, поскольку круг его интересов был очень широк, включая в себя и неизбывную страсть к механике и механизмам. Однажды он отвалил изрядную сумму денег амстердамскому изобретателю паровой драги для чистки особо заиленных участков каналов. (Это случилось еще до того, как ему пришлось перепродать самому же себе долю в литейном промысле Нидерландов.) В другой раз Сен-Жермен финансировал разработку многослойных каретных рессор. Оба капиталовложения дали жизнь весьма результативно работавшим предприятиям. Есть мнение, что граф являлся чуть ли не основателем как минимум трех межнациональных компаний, а итальянцы думают, что таковых было больше.
Обстоятельства «смерти» его очень туманны. Граф «умер» один в полузаброшенном замке, предоставленном ему для проживания дальним знакомым. Останки его то ли исчезли, то ли их пришлось тайно и спешно захоронить, чтобы предотвратить распространение какой-то болезни (выбирайте, что вам по нраву). Однако графа не раз видели после «кончины», а в тысяча семьсот девяносто третьем году он даже помог кое-кому уклониться от гильотины. Имеются сведения, что сопровождал таких беглецов до Германии курьер какого-то ювелирного дома.
Последняя встреча с Сен-Жерменом произошла в Генуе в тысяча восемьсот втором году. С ним на светском рауте говорил один французский полковник, и, согласно его словам, граф собирался отбыть в Египет, чтобы продолжить оккультные изыскания. Любопытно отметить, что из памяти видных ближневосточных мистиков до сих пор не выветрилось предание, будто в тысяча восемьсот семнадцатом году где-то возле Каира скончался какой-то очень старый и очень могущественный европейский маг. По моему глубочайшему личному убеждению, это и был Сен-Жермен.
Решившись в тысяча девятьсот семьдесят третьем году написать «Отель „Трансильвания“», я вовсе не собиралась делать Сен-Жермена главным действующим лицом этой книги — ему отводилась роль заметного, но второстепенного персонажа, подобного (в более поздних изданиях) Боттичелли или Нерону. Но, углубившись в историю восемнадцатого столетия и ближе познакомившись с таинственным графом, я вдруг подумала, что яркость этого образа чересчур велика, чтобы отправить его на задворки повествования. Чем больше я узнавала о нем, тем больше убеждалась, что мне нет нужды изобретать своего героя, ибо он некогда уже изобрел себя сам. Вот он — в полный рост: одевается в черное с белым, на людях ест очень мало или не ест вообще, не отвергает слухов о своих магических дарованиях и даже их поощряет, утверждая, что ему от роду не то две, не то четыре тысячи лет, говорит на многих языках, многое повидал, широко образован и превосходно воспитан, баснословно богат, покровительствует искусствам и являет собой большую загадку. Я поверила его крайне уклончивым и размытым автохарактеристикам и взяла их за отправную точку. Единственная черта, самостоятельно внесенная мной в облик Рагоци-Сен-Жермена, это его вампиризм, что не слишком притянуто за уши, ибо граф подчас говаривал, будто годы ему продлевает некий насыщенный жизненной энергией эликсир.
Для тех, кто интересуется, вот биография моего Сен-Жермена, вампира. Ее, опираясь на все вышесказанное, я выдумала сама.
Итак, ему примерно четыре тысячи лет (взята максимальная цифра). Он родился в области, ныне называемой Трансильванией, и принадлежит к одному из протоэтрусских племен, в каковом всех детей, рождавшихся на зимнем изломе года (реальный Сен-Жермен в разговоре с Людовиком XV объявил датой своего рождения 24 декабря), превращали в вампиров посредством череды специальных обрядов, но, прежде чем умереть и переродиться, герой моих книг попадает в рабство. Некоторая информация о том проскальзывает в романе «Дорога затмения» — четвертом из цикла.
Его этрусское происхождение не совсем причуда с моей стороны. Те, кто видел этрусские саркофаги, знают, что этот народ несколько необычно представлял себе загробную жизнь. Вместо того чтобы тихо-мирно полеживать на спине, мертвецы-этруски ведут себя очень активно: едят, пьют, играют, занимаются сексом. Поскольку в современной академической мысли среди прочих бытует мнение, что прародиной первых этрусков были Карпаты, я не смогла против них устоять: уж очень удачно все тут сходилось.
Если вы захотите самостоятельно исследовать феномен Сен-Жермена, вот список книг, которые могут вам пригодиться:
Жак Казанова де Сенгальт. «Мемуары».
А. Кокрен. «Алхимия, открытая заново».
Изабель Купер-Окли. «Граф Сен-Жермен».
Графиня де Жанли. «Мемуары».
Барон фон Гляйхен. «Мемуары».
«Poemes philosophiques sur I'homme».
Словарь Грува «О музыке и музыкантах».
Что до музыкальных опусов Сен-Жермена, то в США их, пожалуй, и не найти, но тем, кто все же захочет попробовать, даю некоторые названия:
«Musique Raisonee».
«Шесть сонат для двух скрипок, контрабаса, клавесина или виолончели».
«Семь соло для скрипки».
Надеюсь, граф Сен-Жермен, кем бы он ни был, счел бы забавной мою весьма и весьма небеспристрастную интерпретацию его образа. Да и почему бы тому, кто с превеликой охотой водил современников за нос, не добавить к списку своих ошеломляющих свойств еще одну сногсшибательную черту? Граф подарил мне шесть изумительных лет напряженной работы, а я ему — способ не хуже других упрочить миф о своем самозваном бессмертии.
Итак, граф Сен-Жермен…
Считаю за честь удовольствие быть с ним знакомой.
