Недалеко от границы я нашел Рани со спасенной ею группой. Я попросил разрешения отправиться с нею, чтобы выйти на контакт, и она согласилась. Ее подопечные вели себя не лучше Рилы с Беном, но постепенно оправлялись. Она все время втолковывала им правила поведения, советовала, успокаивала — в общем, воздействовала на них даже не столько содержанием сказанного, сколько звуками своего материнского голоса.
ИНДИВИД ВОСЬМОЙ
Как характер, так и ситуация для Шикасты типичны, встречаются снова и снова с тех пор, как выявилось неравенство в положении и перспективах. Женщины попадали в зависимое положение в период родов и вскармливания и вследствие этого порабощались, превращались в прислугу. Факты очевидны, повторяю их лишь потому, что они, как и многое очевидное, легко забываются.
Благородные слова…
Благородные условия…
Благородство поведения…
На Шикаете раса господ может с переменой условий превратиться в расу покоренную. Раса рабов в связи с изменением ситуации за несколько десятилетий может поменяться местами со своими хозяевами. Точно так же менялась и роль женщины, и если народ, страна, раса попадает в кабалу, то женщины этой расы попадают в двойную кабалу, используются в домах господ.
Такая женщина, часто в ущерб интересам своих собственных детей, которых она вынуждена покинуть, служит подспорьем, оказывает поддержку, доставляет пропитание своей семье, в течение всей жизни служа семье чужой. То есть в течение всей рабочей жизни. Ибо в старости ее могут выставить на улицу с тем, с чем она в семье хозяев и появилась. Но она же может оказаться и средством, предохраняющим семью от распада.
Персонаж чуть ли не презираемый, во всяком случае, второстепенный, служанка — но она способна представлять собой центр семьи, поддерживать в ней равновесие. Снова и снова встречается подобная ситуация, в разные времена, в разных культурах.
Такого рода история приключилась и на крайнем западном острове у берегов Северо-Западных Окраин. В течение столетий остров этот отличался отсталостью, бедностью, эксплуатировался более сильными соседями.
Семейство, весьма гордое своею «кровью», но почти безденежное, наняло в служанки пятнадцатилетнюю деревенскую девушку. Вследствие сложной экономической ситуации браки на острове всегда оставались весьма сложной темой, но эта девушка не вышла замуж хотя бы потому, что никогда всерьез и не рассматривала возможность замужества. Слишком близко к сердцу принимала она проблемы семьи, которой служила. Она убирала в доме — в немалом доме, — готовила, присматривала за всеми рождающимися в семье детьми. Работала от зари до зари за плату весьма низкую, но не жаловалась, ибо знала, что ее хозяева едва сводят концы с концами, а также потому что привыкла обходиться малым. Да и к тому же она любила их. Могла, например, потратить месячное жалованье на платьице для любимой малышки.
Несколько раз муж и жена ссорились, расходились, и на нее сваливались дополнительные хлопоты. Она поддерживала хозяйство, пока семья не восстанавливалась.
Пятеро детей выросли, она состарилась. Дети оставили остров, разъехались по дальним странам. Постаревшие родители остались одни в разваливающемся доме. Решились на эмиграцию. Однажды вечером они сообщили служанке, что в ее услугах более не нуждаются.
И отбыли в дальние края, предоставив ей напоследок возможность в последний раз прибраться в доме, предназначенном для продажи. Она вернулась в деревню, где у нее осталась единственная родственница, овдовевшая сестра, поворчавшая, но все же предоставившая ей кров. Служанка осталась ни с чем. Все ее имущество составляли хозяйкины обноски.
Она не сразу осознала, что с ней произошло. Она никогда не считала, что ее эксплуатируют, что с ней недостойно обращаются. Ведь она любила этих людей, всех вместе и по отдельности, жила их жизнью. Они ее не любили, но все же она полагала, что они сжились с нею. Она не слепая, видела их недостатки, бездумное легкомыслие, но в то же время восхищалась ими. Поцелуй малышки, улыбка хозяйки, время от времени восклицание типа «Ах, что бы я без вас делала!» — чего еще желать?
Постепенно она пала духом, часто плакала «ни с того, ни с сего».
Сестра не уставала возмущаться ее хозяевами. Молодая односельчанка с журналистскими амбициями написала статью, опубликовала ее в местной газете. Крупная газета с соседнего острова статью перепечатала.
Старая служанка расстроилась еще больше. Она боялась, что бывшие хозяева сочтут ее неблагодарной.
И действительно, она получила письмо от престарелых родителей, полное упреков. Они проживали теперь на солнечном острове, где экономическая ситуация позволяла нанимать прислугу без ограничений. О возникших трениях прослышали соседи. Начинающая журналистка, опасаясь за свою карьеру, обратилась к адвокату. Сестра, узнав об этом, пошла по ее стопам. Остров этот своим сутяжничеством славен, как и все области, долго прозябавшие в бедности.
Служанка вдруг оказалась втянутой в дрязги и разбирательства, стала центром нежелательного внимания. Она написала обиженным престарелым родителям бессвязное письмо, оправдываясь, упирая на то, что она ничего не знала: «Они мне ничего не сказали».
Итак, они обращались к адвокату. Этим адвокатом следовало оказаться Тофику! Должным образом освещенный, случай этот вскрыл бы множество аспектов эксплуатации. Можно было бы, в частности, подчеркнуть типичность такого случая, когда женщина работает в семье на протяжении многих лет, а затем оказывается за воротами, характерность ситуации не только для этого острова.
Случай стараниями сторон дошел-таки до судебного разбирательства, но наблюдатели отметили его безвкусный, мелочный, сквалыжный характер, размытость и сфокусированность на вопросах частного свойства.
В сферу моей ответственности входит лишь сама служанка, старая подруга, хотя она об этом, разумеется, не имеет представления. И две сестры, ее бывшие воспитанницы, огорченные случившимся. Они сохранили о старой служанке самые теплые воспоминания, а статья в газете и эмоциональные письма родителей освежили воспоминания. Обе оказались открытыми для положительного воздействия, чем я и воспользовался, соответственно устроив их будущее.
Служанка же весьма расстроилась из-за всей этой суматохи, мучилась угрызениями совести. Жизнь ее с сестрой не заладилась. Вскоре она умерла.
В Зоне 6 я поручил ее заботам Рани, ибо эта женщина уже запланирована к возвращению на Шикасту для новой попытки.
Занимаясь всем этим, я все чаще задумываюсь о проблемах адекватного освещения событий. Инструктируя добровольцев, готовых заниматься пребывающей в последней фазе Шикастой, я всячески подчеркивал неизбежность несоответствия воображаемой ими картины, их ожиданий тому, что они встретят в реальности. Факты гораздо легче зарегистрировать, чем атмосферу, настрой, тональность происходящего. Понимаю, что записки мои могут попасть в руки тех, для кого обстановка Шикасты внове. Поэтому я предусмотрел кое-какой дополнительный материал пояснительного характера.
