сетовал горько
На бабу последнюю,
в то время как разум
Живописал себя
властью обиженным.
Пробовал задницу
звонкий комар.
Ворон больной
слишком поздно увидел
Фенрира, к хворям его
безразличного.
Ветхий драккар
надругался над лодкой.
Вода походила
на мертвенный серп.
Бьярки младой,
не по годам молчаливый,
Плыл.
— Я и впрямь все время молчу, — сказал Бьярки. — Только никуда не плыву, да и не собираюсь.
— Напрасно ты так думаешь, — сказал Локи. — Мы все плывем, и нет нам ни мгновения роздыху.
— Как такое возможно? — подивился Бьярки. — Я сижу, ты сидишь, книги лежат, огонь горит...
— И в то же время все это плывет по Реке миров, — заметил Локи.
— Ты говоришь о Гиннунгагане? — спросил Бьярки. — О мировом хаосе, породившем первого великана Имира?
— Скорее, о той бездне, что пришла на смену Гиннунгагапу, — пояснил Локи, — потому что хаосом ее точно не назовешь. В хаосе-то не заскучаешь! Потому я и здесь, чтобы заправить пресную похлебку мирового порядка щепоткой пряного хаоса. В этой правильной, законопослушной бездне степенно и неотвратимо плывут от начала к концу времен все миры. А я, без всякой надежды на успех, снова и снова пытаюсь сбить их с раз и навсегда намеченного пути. Как тебе такие строки:
Не прекословя напрасно,
собака
В гроб безыскусный
лила безвозмездно.
Задницу сбили со счету
вороны.
Над чужаками
тинг надругался.
Заяц поведал
без тени смущенья,
Как длинная сволочь
врата своротила.
Новости той
баран усмехнулся.
Род, недовольства
никак не скрывая,
От Вальдимара
избавился конунга:
Вышиб его,
а собачий безумец
Обиделся.
— Из этих слов нелегко понять, что побудило Вальдимара конунга пуститься в дальнее странствие, — заметил Бьярки. — Но ясно, что на родине всякого ему хлебнуть довелось. Тут кто угодно обидится.
— Вот ты уже и начал кое-что понимать, — сказал Локи.
Жемчуг невинный
прервал свои речи.
Гейзер магический
гнусно рыгнул.
Аса козел
вразумил оскорблениями.
И на русалку
пеняла скала.
Ключ дожидался
Хейд Босоногую.
Но дурачок
завладел уж лисицей.
Только топор
никого не разглядывал.
Впрочем, смешной великан
сможет свой мед уберечь
Вряд ли.
— Он и не уберег, — ухмыльнулся Локи. — Старина Суттунг со своим доверчивым братцем напрасно тряслись над жбанами со скальдовой бражкой. Не ведали они, что красотка Гуннлёд окажется слаба на передок и выдаст все секреты пройдохе Одину.
— Как ты думаешь, то, что ключ дождался Хейд Босоногую, чем-то ей угрожает? — спросил Бьярки.
— Хейд из числа тех людей, которым всегда что-нибудь да будет угрожать, — сказал Локи. — Уж так она устроена, что постоянно будет притягивать к себе неприятности. А ведь я вызвался помочь ей в первый и последний раз.
Путник высокий
случайному берсерку
Отвесил поклон.
Дочь собаки спросила,
Долго ли заяц
внука корил.
Страх лишь добавил
забот неожиданных.
Берсерк никчемный
сгодился для мух.
Плошка волшебная
прыгнула истово.
Круглая рожа
водой управляла,
А Медвежонком
править затеяла
Хульда Два Топора.
— Неправда, — возразил Бьярки. — Никогда такого не бывало! Чтобы Хульда стала мне указывать, куда идти и что делать?!
— Не спеши, — успокоил его Локи. — Кто знает, в каких отношениях вы окажетесь зим через пять-десять.
— Не хочу я с ней никаких отношений, — упорствовал Бьярки. — Есть у нее муж, Хродкетиль Зеленый. Хоть и не лучшая о нем идет по Медвежьей долине слава, а все же пусть он с нею и остается, а она им управляет, если им обоим это по нраву.
Вечерний закат
улыбался заливу.
Наковальня бродила
по берегу в танце.
