Йохана, и Йохан взглянул на османа, наткнувшись на его обеспокоенный взгляд. Он вскинул подбородок, обернулся и сильно стукнул в каретную стену, за которой сидел кучер, тот послушно натянул поводья, и старая карета заскрипела, останавливаясь.
- Выходите, - велел Йохан незнакомцу.
Путник фыркнул, но послушался, выказывая своим видом, что он участвует в подобной глупости только из снисхождения.
- Сиди здесь. И если кучер поедет, вели ему остановиться.
Диджле кивнул. Он по-прежнему хмурился, но теперь его смуглое безбородое лицо приобрело мальчишески-обиженное выражение, совсем не напоминавшее лицо того мрачного и тощего османского воина, которого Йохан вытащил из разбойничьей пещеры.
Йохан спрыгнул с подножки, сжимая шпагу в руках. Незнакомец уже стоял за каретой у обочины тракта и прислушивался к шороху дождя в лесу, где среди деревьев пела какая-то птаха. При сереньком дневном свете было видно, что он загорел, как будто большую часть своей жизни провел в жарких краях. Загар его был вовсе не того рода, как у влахов или сербов, вынужденных заниматься хозяйством под палящим солнцем.
- Поразительно, - заявил попутчик, оборачиваясь к Йохану, словно и не было никакого вызова на дуэль. – Редкая птица поет в дождь, вы не находите?
Йохан приподнял бровь. На языке вертелась саркастичная фраза, но сказать ее он не успел. Лошади неожиданно тронулись, и карета, все ускоряясь, покатила по накатанной колее, оставляя за собой глубокие следы копыт и колес, в которых немедленно начала собираться вода.
- Что за шутки? – Йохан сделал несколько шагов следом за ней, не в силах поверить, что карета уезжает без них, и незнакомец наставительно поднял палец.
- Между прочим, мартышек тоже нельзя оставлять без присмотра, - сказал он. – Ваш слуга расписался в своем бессилии.
- Он не умеет писать.
- Тем более! Может быть, он ждал удобного мгновения, чтобы обокрасть вас.
Йохан медленно вложил шпагу в ножны. Шляпу он оставил в карете, как и теплый плащ, и холодная сырость заползала под камзол. Карета все уменьшалась, а затем скрылась за поворотом, где дорога резко уходила вниз, теряясь меж деревьев.
- Кстати, там остались мои путевые записи и зарисовки, - обеспокоенно добавил незнакомец. – Надеюсь, ваш дикарь не пустит их на растопку?
- Черт бы вас побрал с вашими путевыми записями, - Йохан осторожно потер себе лоб, чтобы не смыть краску с лица. - Кто вы вообще такой, господин Не-слежу-за-языком?
- Я? Натуралист. Путешественник. Врач. Англичанин, - с достоинством ответил соперник. Ростом он был не ниже Йохана, потому глядел ему прямо в лицо. – Честер Уивер, к вашим услугам.
- Какого дьявола… - начал было Йохан, но замолчал. – Йохан фон Фризендорф, - после паузы добавил он. – Барон, шведский дворянин. Тоже путешествую.
- Странно, что вы сюда доехали с таким гонором, мистер барон, - усмехнулся господин Уивер.
- Странно, что вас не успели зарезать с такими шутками, - не остался в долгу Йохан. Он надеялся, что Диджле все-таки смог остановить карету, и им не придется идти несколько дней. Легче было вернуться назад и нанять другую, но этому мешало одно существенное препятствие.
- У вас есть деньги? – неожиданно спросил он у господина Уивера.
- В карете и в банке, - ответил тот с присущим ему легкомыслием. – А что такое?
- Тогда придется идти вперед, - Йохан нахмурился. - И молиться, чтобы карета оказалась за первым же поворотом.
- Вам будет наукой не быть таким серьезным, мистер барон. И не кидаться на несчастных путников.
- Вам будет наукой держать язык за зубами, господин шутник. До города идти пять дней, и постоялый двор на этой дороге один, да и тот из тех, куда еще Адам заходил. Пойдемте. У вас будет хороший шанс принести по пути мне извинения. Драку предлагаю оставить до мест более цивилизованных.
- Не дождетесь, - буркнул господин Уивер, не пояснив, к чему именно относятся его слова.
Несмотря на то, что попутчик был лет на десять старше Йохана, он любил поболтать, и пока они брели под мелким дождем вдоль лесного края, господин Уивер непрерывно восхищался местной природой, вспоминал забавные происшествия из своей бурной жизни и рассказывал о далеких краях, где ему довелось побывать. Йохан слушал его краем уха, не обращая внимания на постоянные подначки - господин Уивер принялся звать его «мистером Неженкой» и «мистером Задери-Нос», - и жевал сорванную травинку, раздумывая над тем, почему Диджле велел карете трогаться и что теперь делать, если осман скрылся вместе с вещами и деньгами. Если так, это осложняло дело, но все же стоило придерживаться намеченного плана.
К счастью, ближе к вечеру, когда ноги уже гудели от ходьбы, и назойливый голод стенал и крутился в животе, они все-таки нагнали карету, стоявшую на краю дороги. Кучер хмуро осматривал лошадей и рядом с ним стоял Диджле, выразительно скрестив руки на груди; он следил за каждым движением кучера, видно, опасаясь, что тот возьмет и уедет. Оба просияли, как только увидели потерявшихся господ, и Диджле виновато склонил голову перед Йоханом.
- И что это было, братец? – первым делом поинтересовался Йохан.
- Я виноват перед тобой, мой господин, - уныло признался осман. – Вы вышли. Я хотел предупредить этого доброго человека. Стукнул ему в стену, как вы. Но он поехал. Я стучал и стучал, он ехал все быстрей.
- А крикнуть остановиться ты ему не мог?
Уши у Диджле запылали еще ярче.
