но он будто избегает встречи и любой его жест не несет ничего кроме пренебрежения. Дознаватель закатывает глаза, сдвигает брови, будто одно напоминание об нашей связи для него омерзительно.
Внутри все падает, я разбита. Колени подгибаются, дыхание сбивается, а в горле разливается кислый привкус. Стараюсь встретиться с ним взглядом и едва сдерживаюсь от какой-либо необдуманной реакции.
— Эмма Фон де Паллен! — Я вздрагиваю от своего имени. — Рождена с даром огня, — гремит на весь зал седовласый одарённый в тёмно-серой мантии по самые пяты. — Бежала от людей, явила им свой дар, чтобы запугать и уйти от погони. За убийствами и поджогами не замечена. Дар не агрессивен и поддаётся контролю. За время слежки, до того как был надет обруч, показала полный контроль над своим даром.
Я выдыхаю, все что говорят сейчас обо мне звучит весьма сносно. Если бы не одно но. Одарённый продолжает говорить всё тем же нудно ровным голосом, но теперь ссылаясь на законы.
— Согласно приказу, принятому Орленом ||и Советом мудрейших в период распада, все рождённые с даром огня подлежат казни. Путём исследований Светом несущих выявлена взаимосвязь между очищением тела и выживаемостью. Приговорена к очищению, путём освобождения от влияния своего дара и последующей казни.
Я падаю на пол, бессильно заваливаюсь и скребу камни пальцами, ломая ногти.
— Мы собрались здесь, — не обращая внимания на мои терзания, продолжает говорить одарённый, — чтобы решить, насколько опасен её дар, и являются ли новые исследования обоснованием для отсрочки.
— Я не опасна, — выкрикиваю, понимая, что моя судьба ещё не решена. — Дар мой слаб, я уйду обратно к людям. Буду всю жизнь носить обруч.
— Не зря их истребляли. Зачем рисковать.
— А что если вытравить из неё огонь, как тьму из ведьм?
Я шарахаюсь от предложений. Прекрасно зная, что ведьмы после такой процедуры умирали.
— Исследования, которые ни на чем не обоснованы? Как можно им верить? Мы живем согласно законам и должны их соблюдать.
— Но раньше одаренные огнём жили среди нас и боролись с Тьмой, — Я узнаю говорящего и поднимаю голову на Эдгара, смотрю на него с благодарностью. — Не стоит сравнивать одаренных того времени, познавших тайные знания и девчонку, которая не смогла совладать даже с людьми.
— Закон для всех един!
— У нас не было причин его менять, но она явно не опасна, — продолжает настаивать на своём Эдгар.
Смотрю на Аарона, жду, когда он поддержит друга и тоже вступится за меня, но ему нет никакого дела о моей судьбе.
— Проклятый дар, — произношу одними губами. — Ты меня погубил.
Грудь начинает раздирать жаром. Так не вовремя, на глазах у всех. Опомнившись, уговариваю пламя внутри успокоиться, извиняюсь, обещаю жить с ним в ладу, боясь, что Совет увидит, как я едва сдерживаю огонь. В ушах шумит, отчего я ничего не слышу и выпадаю из реальности, где без меня решают, жить мне или нет.
Прихожу в себя, когда начинается голосование. Десять одаренных решают, стоит меня казнить сейчас или подождать и заняться наблюдениями. Учитывая, что почти весь Совет состоит из мужчин в возрасте, которым не нужны никакие новшества, жить мне осталось совсем не долго.
С замиранием я пересчитываю тех, кто проголосовал за то, чтобы дать мне отсрочку, и среди них не вижу поднятой руки Аарона. Для меня он выбрал смерть.
* * *
Его голос мог решить многое, потому что с ним была бы ничья. А сейчас я вижу только четырех одаренных готовых дать мне отсрочку против шестерых, отправляющих меня на мучения.
— Как целитель, я имею право проверить, — говорит тот самый старец, который осматривал меня ранее. — Стала ли эта девушка женщиной.
— Стала, — подает голос Аарон, а я смотрю на него с ненавистью. — Я сделал её женщиной.
От его ехидой улыбки становится мерзко, я шепчу проклятия, а он приподнимает брови, надсмехаясь над глупой девчонкой. По залу разносятся осуждающие шепотки.
— В таком случае необходимо подождать, чтобы удостовериться, что она не понесла, — разводит руками в стороны целитель, встав со своего места.
Глубоко вдыхаю и задерживаю дыхание. Эта та самая отсрочка, о которой говорил Аарон? Или он действует согласно инструкции, в которой надежда должна сменяться отчаянием?
— Будем ждать появления дракона? — слышу справа презрительный голос Нортана. Отец Элизабет приподнимает палец вверх и торжественно добавляет: — А я сразу почувствовал неладное. Она сразу мне не понравилась. Девчонка к тому же и воровка! Наш хваленный дознаватель не заметил под своим носом очевидную опасность.
— Заметьте, — прерывает его Аарон, — спешу это исправить. Насколько я знаю, огонь самый живучий из всех даров, а значит, для того чтобы её допрашивать, нет необходимости ждать. Она многое может скрывать. Беру разрешение совета на вывод её из темницы в пыточную.
— Протестую, сейчас нельзя!
За меня заступается темноволосый мужчина, а я с умоляющим выражением смотрю на Эдгара, мысленно прошу его, чтобы он тоже встал на мою сторону.
— Думаю, у Аарона весьма богатый опыт в допросах и он знает, как достичь желаемого, — произносит Эдгар.
Вместо ожидаемой помощи на меня обрушивается реальность.
— Я буду весьма осторожен, но убедителен, — твердо произносит Аарон и, барабаня пальцами по столу, добавляет: — И настойчив как никто другой. А что если девчонка не одна?
— Я проконтролирую, чтобы он не убил девчонку, — со вздохом произносит целитель.
Я начинаю отчаянно сопротивляться.
Пламя разгорается внутри, окрашивает радужку глаз, а вены с каждым током крови светятся все сильнее. Одаренные шокированы увиденным, но никого это не пугает. Многие из них наоборот приближаются ко мне, чтобы лучше рассмотреть загнанную в ловушку зверушку.
— Я такая же как вы! — кричу отчаянно. — Я не виновата, что родилась! Не виновата!
Меня хватают сзади за шею, нажимают так, что я не могу пошевелиться.
— Немедленно приди в себя! Убери огонь или окажешься в темнице прямо сейчас, — зло шепчет Аарон и встряхивает меня, причиняет боль.
Хочу вцепиться в него ногтями, но не могу даже слова вымолвить, сдерживать разбушевавшийся дар тоже не могу, демонстрирую его всем.
— Встретимся завтра, — последнее, что я слышу перед тем, как ощущаю давление на своей шее и теряю сознание.
Впрочем, беспамятство длится всего мгновение, но его хватает, чтобы мои глаза и кожа перестали светиться. В зале меня не оставили. Грубо тащат обратно в камеру, подхватив под руки. Какое решение принял Совет насчет допроса, я не знаю, но не сомневаюсь, что Аарон получил разрешение.
Всё внутри сжато паникой, отчаяние настолько сильно, что я не чувствую боли, когда разбиваю костяшки пальцев об стену. Я бью
