последние двадцать лет он трудился здесь, не покладая рук, выполняя обязанности дворника, подсобного рабочего при кухне, ночного сторожа, уборщика и кочегара, но зарплату получал только одну, и ту — маленькую.
— Лешка, чего тебе среди ночи не спится?
— Дела, дядя Ваня.
Они прошли в комнатенку с узкой кроватью и круглым обеденным столом. Разин достал из рюкзака бутылки, колбасу и хлеб. Луков, удивившись такому изобилию, облизнулся, протер салфеткой два стакана. Но гость от выпивки отказался, а один дядя Ваня пить не хотел. Он вытащил откуда-то из темноты раскладушку, поролоновый матрас и одеяло из верблюжьей шерсти. Сам скинул жилетку, залез на кровать.
Разин проснулся один в пустой комнате около восьми, было жарко. На столе стоял горячий электрический чайник. Он умылся над рукомойником, надел куртку и вышел на улицу. Справа куча смерзшегося угля, ворота, которые он перелезал ночью, были распахнуты. Похолодало, с серого неба летели крупные снежинки, они цеплялись за одежду, таяли на земле. Разин прикурил сигарету и наблюдал за нежданным возвращением зимы. На столб уселась крупная ворона и стала каркать, что весны в этом году не будет, а будет только зима, холодная и злая.
* * *
В Серпухов выехали еще засветло на трех машинах. Шоссе было узкое и грязное, пошел мокрый снег, чем дальше, тем реже попадались фонари. Колодный нетерпеливо ерзал на заднем сидении, вглядывался в темноту. Он не мог не поехать, не мог упустить такой шанс: посмотреть в глаза английскому туристу Томасу Эшланду в ту минуту, когда на него наденут стальные браслеты. Это будет сладкое мгновение, может быть, ради таких вот минут человек и живет на свете. Возможно, Платт не захочет сдаваться живым. Он ведь представляет, что его ждет в Лефортовской тюрьме, что никакой скидки не видать, как своих ушей. Что придется пройти через сырые тюремные подвалы, через ад ночных допросов, через боль, а потом через новые допросы, новую боль, помутнение разума, психбольницу, которая страшнее тюрьмы…
На окраине Серпухова в спортивном клубе «Урожай» москвичей ждали местные оперативники. Все прошли в директорский кабинет, чтобы там наскоро обговорить план действий.
Капитан Приходько доложил, что на Томаса Эшланда из Москвы прислали обычную ориентировку: к вам едет иностранец, не было приказа уделить ему особое внимание. Однако он, Приходько, взял инициативу в свои руки и решил заняться этим гражданином. Позавчера утром англичанин зарегистрировался в гостинице, заплатил вперед за номер люкс. Днем он сходил в ресторан, вернулся и больше из номера не выходил.
Вчера с утра Эшланд был в гостях у местного жителя Ильи Карпова, заведующего крупным складом. С Ниной Ивановной, матерью гражданина Карпова, отец Эшланда продолжительное время, еще с военных лет, состоял в переписке. Но точно прояснить, что за переписка — сейчас трудно, поскольку Нина Ивановна год назад скончалась, а письма не сохранились. После встречи с Карповым в гостиницу иностранец не вернулся. И сегодня там тоже не показывался. Вот уже полтора дня отсутствует.
— Интересно, где он сейчас? — спросил Колодный.
— Не могу знать, — ответил Приходько.
Вторым докладывал начальник городского управления КГБ полковник Сергей Пановко. По его словам, сегодня в первой половине дня после звонка из Москвы гостиницу взяли под наблюдение местные оперативники. В номере Эшланда провели обыск. Крупных сумм в валюте или рублях не обнаружено, нет запрещенной литературы или порнографии. Все вещи, в том числе чемодан и шерстяное полупальто, на месте, значит, и Эшланд вернется. Бронь будет действительна еще в течение полутора суток.
— Будем надеяться, вернется, — вздохнул Колодный. По голосу было заметно, что после всей самодеятельности, которую развернули здешние чекисты, на возвращение иностранца лично он, Колодный, уже не надеется.
Решено было разделиться, по-прежнему держать засаду в гостинице и на всякий случай направить парочку сотрудников по адресу, где проживает Карпов, вдруг Эшланд туда снова нагрянет. Колодному предложили остановиться на ночь в квартире, которую местное КГБ использовало для приема гостей из столицы.
* * *
Время едва перевалило за десять утра, а Илья Ильич Карпов, видный мужчина сорока лет, весь извелся от бесплодного ожидания. Он взял отгул на складе, хотя сегодня ждали машину с левым грузом, вся эта музыка могла бы разойтись за пару дней, оставив после себя увесистую пачку наличных. Но рейс пришлось отменить, — перепоручать дела с леваком заместителю, не в характере Карпова, человека опытного и осторожного. И вот теперь он торчит дома и ждет какого-то иностранца, гражданина Англии.
Третьего дня вечером на домашний телефон позвонил некто Павел Приходько и, представившись работником Интуриста, сказал, что есть важное дело. Карпову не о чем беспокоиться, Приходько сам подъедет к нему на работу, чтобы потолковать. Человек положил трубку и даже не спросил, где именно работает Илья Ильич, по какому адресу. Значит, этот гражданин не из Интуриста, а совсем из другой конторы, хотя, может быть, он и там и там успевает, — решил Карпов, чувствуя беспокойство.
На следующий день он пришел на склад, перепрятал деньги и сжег в эмалированном тазике все лишние бумаги, опасаясь, что работник Интуриста нагрянет не один, а с компанией из ОБХСС и, сначала, чтобы завязать знакомство, устроит обыск, а потом уж закует Карпова в наручники и проводит в кандей. Но Приходько явился один, это был моложавый невзрачный мужчина в сером плаще, с собой он носил для солидности кожаный портфельчик, совсем плоский, видимо, пустой.
Хозяин провел гостя в кабинет, маленький и душный, приоткрыл окошко. Приходько присел на стул и сказал, что у него есть для Ильи Ильича поручение, а потом выложил историю, что-то вроде любовной драмы, половину которой Илья Ильич уже слышал, и не раз, от своей матери, а вторую половину до этого дня знать не мог.
Во время войны Нина Ивановна Карпова, тогда молоденькая девушка, работала в Мурманске на военных складах. И там у нее завязалось знакомство с одним морским офицером по имени Ник, то есть Коля по-нашему, он ходил с конвоями из Англии до Мурманска. Этот Коля был много старше матери, но любви это не помешало. Последний раз он задержался почти на три месяца, потому что заболел воспалением легких и был оставлен в Мурманске на лечение. Сначала валялся в военном госпитале, а потом поправился и…
Что было дальше, можно не объяснять. Закрутился у них роман. Мать фотографии своего Коли показывала, не красавец, но видный, высокий. Носил кожаное пальто с меховым воротником и ушанку из цигейки, наверное, у русских моряков на еду выменял. На лбу глубокие морщины, а виски
