должно быть крепким, с мощными корнями. Хилое не выстоит, сломается от ветров. Именно поэтому хочется остановиться на том, как протекал этот процесс у нас с Александром Медведем.
Свела нас на борцовском ковре армейская служба. Пока мы пробивались в основной состав сборной команды СССР, ничто не мешало нам находиться в преотличнейших отношениях. Мы сдваивали усилия, утверждая себя, утверждая одновременно и то новое, что было вложено в нас тренерами. Но пришло время, когда в тяжелом весе нас осталось лишь двое. Остальные в расчет не принимались. А двоим в спорте тесно: должен быть номер первый и номер второй. Да и на пьедестале почета, на верхней его ступеньке, место для одного. Эту проблему пришлось решать в первую очередь. Каждый из нас, естественно, хотел занять высшую ступень, но чаще всего наши поединки заканчивались вничью, хотя мы не боролись по-настоящему. Мы объясняли безрезультатность наших поединков тем, что слишком хорошо знаем тактико-технические данные друг друга. Действительно, на любом сборе нам ежедневно приходилось то ли отрабатывать технику, то ли проводить тренировочные поединки. Так что возможностей изучить соперника было в преизбытке. Это так. И вместе с тем нашим очным ставкам на официальных состязаниях не хватало азарта, той непримиримости, которая свойственна острому соперничеству. Сколько раз зрители собирались к помосту, на который информатор вызывал нас, но чаще всего они уходили разочарованными. Никто не мог упрекнуть нас в пассивности, только в поединках была та заветная черта, через которую не решались переступить ни он, ни я и о существовании которой даже в самые откровенные минуты мы так друг другу и не признались. Тем самым и преодолевались опасные пороги, но об этом не догадывались даже наши опекуны. Ситуация упростилась с введением дополнительной весовой категории. Саша начал выступать в крупных турнирах в „полутяже", и мы с ним вся кий раз возвращались из зарубежного вояжа с золотыми медалями. Кажется, ничто не предвещало грозы. Но она разразилась через несколько месяцев после Манчестера.
Вернувшись из Англии, мы начали готовиться к лично-командному первенству страны.
Чемпионат СССР проводился в Ереване. Для нас с Александром он начался с обычных гонок. Наперед зная, что в личной встрече будет подписано мирное соглашение, в ходе турнира каждый из нас старался заработать как можно меньше штрафных очков в поединках с другими борцами.
У меня состязания шли со скрипом. Справляться-то со своими соперниками справляюсь, но пока мало чистых побед. Особенно расстроился после поединка с бакинским «тяжем». Особых звезд с неба тот не хватал, но совладать мне с ним было сложно. Он обладал недюжинной силой, а с такими я вообще не любил бороться. Уйдет такой в глухую защиту, ничем его не пробьешь. Медведь таких загонял до беспомощности и преспокойно клал на лопатки. Но то был его козырь, а не мой.
Выиграть-то у бакинца я выиграл, но только по баллам. В итоге у меня появилось штрафное очко. Теперь оставалось ждать, чем закончится встреча бакинца с Медведем.
Саша сразу же предложил своему сопернику бешеный темп. Он понимал, что такой шанс нельзя упустить. Бакинец, задерганный и ошарашенный, уступил вначале балл, затем другой, третий… Судья снял его за пассивность.
Итак, ситуация определилась, изменение в нее могла внести только наша встреча.
Но, как всегда, наше «собеседование» закончилось вничью.
Покидая ковер, я пожал руку Александру, бросил на ходу: «Тебе она нужнее», имея в виду золотую медаль. Саша меня прекрасно понял. Он уходил довольный: первое место ему необходимо было выиграть как никогда. В Ереван он поехал пасмурный и как-то в разговоре заметил:
— Стоило проиграть в Манчестере, как в Минске стали поговаривать, что Медведь, мол, сдавать стал. — Он досадливо поморщился. — Хорош, значится, когда привожу золото. А стоит раз проиграть…
Он не закончил. Да и так было все ясно. Теперь можно сказать, что он поправил свой борцовский авторитет. Турнир не достиг экватора, а ситуация в тяжелой весовой категории вырисовывалась окончательно. Остальные поединки не должны были повлиять на расстановку мест в призовой тройке.
Сожалел ли я о таком исходе? Вероятно, нет. К медалям, выигранным на чемпионатах страны, я относился спокойнее, чем полагалось. Главное, считал я, — побеждать на первенствах мира. Саше же действительно золотая медаль была нужней.
Пошел в раздевалку, вымылся под душем, переоделся, поднимаюсь, не торопясь, на трибуну. Соревнования еще не закончились, надо ждать всех ребят. Обычно мы вместе едем в гостиницу. На ковре боролась последняя пара «тяжей» — москвич Ефимов и борец из Молдавии.
Они старались перетолкать друг друга, не было и намека на попытку проведения приема. Неожиданно у кромки ковра молдавский атлет нырнул в ноги москвичу, зажмурившись от своей «решимости». Атака, естественно, не достигла цели: борцы плюхнулись за ковер, прием не засчитали. Но падение, неловкое и какое-то несуразное, вызвало травму у Ефимова. Он попросил остановить секундомер, показывая на плечо. Подозвали врача. Доктор пожал плечами:
— Может, что и есть, но так ничего не определишь. На ощупь ничего серьезного.
Ефимов настаивал:
— Раз так, — сказал врач, — давайте снимать. Мне, собственно, было безразлично, как закончится этот поединок. Оба борца были предельно неинтересны. Но возмутило поведение земляка. Готовились напряженно, всей командой. Турнир хоть и личный, но и за команду постоять надо. А он чуть охнул — и в кусты. Понимает, что займет далеко не первое место, и под благовидным предлогом хочет выйти из игры.
У выхода увидел Сергея Андреевича, он ждал меня. Борцы, тренеры, судьи гудели, обсуждая прошедший день, прикидывали шансы спортсменов и команд. Для меня эти разговоры потеряли остроту, да и усталость сказывалась.
Мы уже было собрались уходить, когда, запыхавшись, из зала прибежал Ялтырян — второй тренер. Едва переведя дыхание, он выпалил:
— Саша! Медаль-то твоя теперь, знаешь!
— Что значит моя?
— А так. Правила нужно знать, — хитро усмехнувшись, ответил Ялтырян.
— И хочется вам меня разыгрывать, Арам Васильевич. Первое апреля было бы — еще понятно…
— Ты того, не очень, — вступил Преображенский. — Не хотели тебя зря беспокоить. Приедем в гостиницу, разберемся. «Правила» в номере оставил.
— Вы что, мне не верите? — закипятился Ялтырян.
— Да погоди, — остановил его мой тренер. — Верю и
