отвергает трансцендентное измерение природы как эстетически избыточное и интеллектуально несостоятельное. По его словам, наука избавляет от таких бессмысленных понятий как «цель», «Бог» и так далее. При этом ровным счетом ничего не пропадает, кроме возможностей для деятельности экстрасенсов, астрологов и прочих торговцев мракобесием.
Книга «Расплетая радугу» создает несколько упрощенный образ естествознания, игнорируя менее привлекательные его аспекты, такие как связь между научными исследованиями и военным делом, как будто они не имеют отношения к вспышкам иррациональности в западной культуре. А ведь именно наука помогает вооружать религиозных фанатиков, которых проклинает Докинз. Не видит Докинз и темной стороны Просвещения, которая беспокоила многих мыслителей конца XX века. Речь идет о таких его особенностях, как принуждение к единообразию и нетерпимость к отклонениям от того, что объявляется «рациональным»[513]. Решительно защищая модернизм от постмодернистского иррационализма, Докинз проявляет удивительную невнимательность к историческим корням и мотивациям последнего. Ведь постмодернизм возник в результате осознания, что модернизм ведет к навязыванию одного-единственного мировоззрения, сопротивление которому объявляется признаком иррациональности или безумия.
Чтобы понять, в чем причина свирепости нападок Докинза на религию, мы должны попытаться погрузиться в мировоззрение, которое большинству из нас незнакомо. Его суть вкратце такова: наука и религия насмерть борются за душу человечества, победа разума над суеверием (или науки над религией) должна быть безоговорочной. Откуда же взялась эта ныне развенчанная историками идея?
«Война» между наукой и религией
«Новый атеизм» провозглашает культурный триумф и интеллектуальную гегемонию науки. По мнению его приверженцев, наука отбрасывает Бога как устаревшее объяснение. Наука – единственный надежный инструмент понимания мира, и у нее нет границ. Наука может не знать чего-то сейчас, но обязательно узнает это в будущем. Это лишь вопрос времени, которое потребуется для полного вытеснения религии. Настоящие ученые должны быть атеистами, нельзя допустить и мысли, что истинный ученый может быть верующим. Наука и религия по Докинзу являются логически и идеологически взаимоисключающими областями: либо вы верите в Бога, либо вы настоящий ученый.
Эта доктринерская позиция во многом подорвала убедительность аргументов Докинза, изложенных в «Боге как иллюзии». Один из наиболее неприятных моментов в этой книге – нападки на Фримена Дайсона. В 2000 году на церемонии вручения премии Темплтона[514] этот выдающийся физик произнес речь, в которой упомянул как позитивные аспекты религии, так и их недостатки. Дайсон также затронул и отрицательную сторону атеизма, отметив, что «оба человека, олицетворявшие зло нашего века, – Адольф Гитлер и Иосиф Сталин, – были известны как атеисты». Докинз был возмущен этой «поддержкой религии одним из самых уважаемых в мире физиков»[515]. Слова Дайсона о том, что, будучи христианином, он не особенно интересуется догматом о Троице, Докинз истолковал превратно, заявив, что Дайсон на самом деле вообще не христианин, а атеист, который строит из себя христианина. «Разве не это же самое сказал бы любой ученый-атеист, пытающийся прослыть христианином?»[516]
Докинз вышел из себя, поскольку увидел в словах Дайсона вызов своему категоричному убеждению в пагубности религии – убеждению, которое считают одним из наиболее слабых мест в книге «Бог как иллюзия». Конечно, религия несет ответственность за некоторые неблаговидные вещи, но на ее счету и много хорошего. Как отмечал основатель «Общества скептиков» Майкл Шермер, «религия, как и любые другие социальные институты сравнимой исторической мощи и культурного влияния, не может быть однозначно сведена к добру или злу»[517].
Однако проблема не только в том, что антирелигиозное мировосприятие Докинза искажает его взгляд на религию. Дело в том, что оно строится на представлении о непрекращающейся войне между наукой и религией, в силу чего любой ученый, поддерживающий религию, кажется предателем или горе-миротворцем вроде Невилла Чемберлена[518]. Докинз имеет в виду (неудачную) политику умиротворения, принятую британским премьер-министром Невиллом Чемберленом по отношению к Адольфу Гитлеру в 1938 году в надежде избежать разрушительной тотальной войны в Европе. Эта неприятная аналогия подразумевает, что религиозных людей следует сравнивать либо с Гитлером, либо с нацистами, что в общем-то естественно для догматичного мировоззрения Докинза, разделяемого, надо сказать, немногими.
Докинз прошелся и по Майклу Рузу. Этот выдающийся философ-атеист явил себя как «бескомпромиссный дарвинист», который сделал многое для философского обоснования дарвинизма, бросив вызов религиозному фундаментализму[519]. Откуда у Докинза неприязнь к Рузу? Возможно, она вызвана критикой Руза в адрес Докинза за интеллектуально небрежную и безапелляционную реакцию на выступление папы Иоанна Павла II в Папской академии наук (1996 год). Тогда папа поддержал идею о биологической эволюции и в то же время подверг критике некоторые ее материалистические интерпретации. Вот что сказал Руз: «Когда папа Иоанн Павел II опубликовал письмо, признающее правильность дарвинизма, Ричард Докинз в ответ просто-напросто заявил, что папа – ханжа, что он не может высказать свое искреннее мнение о науке и что он, Докинз, предпочитает иметь дело с честными фанатиками»[520]. По мнению Руза, Докинз настолько скован догмой, согласно которой «религиозные люди должны выступать против эволюции», что оказался не способен допустить обратного и поэтому пришел к выводу, что папа в принципе не мог сказать правду.
Представление о «войне» между наукой и религией, которого придерживается Докинз, попросту неразумно, и считать такую модель отношений нормой – смешно. По Докинзу выходит, что любой разговор о «предполагаемом сближении» между религией и наукой может быть лишь «неубедительной, пустой, бессодержательной пропагандистской выдумкой»[521]. Однако читатели Докинза не встретят в его книгах ни обсуждения исторического контекста, ни ссылок на исторические исследования. Этот недостаток – ахиллесова пята его упрощенческого позитивистского подхода к естественным наукам. Именно по этой причине многие критики обвиняют «новый атеизм» в использовании «пустых аргументов, плавающих в океанах исторического невежества»[522]. Нетрудно догадаться, почему Докинз не принимает во внимание ни историю, ни современную историческую науку.
За последние два десятилетия научное понимание исторических взаимоотношений науки и религии претерпело революцию, сравнимую с той, которую произвело «Происхождение видов». Интенсивные исторические научные исследования показали, что распространенное представление о продолжающейся по сей день затяжной войне между церковью и наукой является викторианской пропагандой и полностью противоречит фактам[523]. Несомненно, случались отдельные конфликты, связанные, как правило, с институциональной политикой, личными взаимоотношениями (например, дело Галилея), или просто со взаимными недопониманиями. Но эти конфликты не являются чем-то типичным или основополагающим.
Докинз исповедует строго позитивистский подход к науке, предполагающий, что между наукой и религией существует неизбывная вражда. Чтобы продемонстрировать это, он вынужден принять «эссенциалистский» взгляд как на науку, так и на религию, согласно которому их сущность определяется базовыми