На ней был только ее бриллиантовый купальник, только на этотраз из трех лоскутков. Она держала перед собой большущий веер из страусовыхперьев. И похоже, вся первая полоса была посвящена ей. Заголовки гласили:
РАЗЫСКИВАЕТСЯ В ЧАЩОБЕ…
ЕДВА ОДЕТАЯ ТАНЦОВЩИЦА.
ОБЪЕКТ ЛИХОРАДОЧНЫХ ПОИСКОВ.
Я попытался прочесть, о чем идет речь, но тут шерифраздраженно скомкал газету, так что я успел выхватить только несколькоразрозненных фраз: “Самая грандиозная облава за всю историю.., дикий скандал..,общий сбор в погоне за наградой.., ставшая уже легендарной Каролина Чу-Чу,прекрасная свидетельница гангстерских разборок.., зазноба недавно погибшеголидера гангстеров.., утверждают, что она почти обнаженная пропала вболотах…"
Я, конечно, половины сказанного там раньше и не слыхивал, новыходило так, словно решительно все ей интересуются.
Дядя Сагамор взял у шерифа газетку и внимательно изучил ее.
— А что, шериф, — присвистнул он, — и впрямь неплохая фотка.
Шериф чуть не поперхнулся. Он прижал обе руки к лицу, азатем вновь опустил их. И тут словно пробка внутри него выскочила, и все давносдерживаемые слова вырвались наружу, и он начал говорить. И даже совсем негромко или как еще. Он говорил медленно и спокойно, как будто берег дыхание,чтобы его хватило на всю речь. Он почти что шептал.
— Сагамор Нунан, — сказал он, — если бы мои моральныепринципы позволяли, я, не колеблясь ни минуты, вытащил бы пистолет и пристрелилтебя прямо на месте. Я убил бы тебя, а потом выскочил бы на дорогу, хохоча какгиена, и никто не смог бы меня остановить. Мне бы никто не помешал. И пусть бына меня потом напялили смирительную рубашку и упрятали в клетку с обитымивойлоком стенами, я просто-напросто отдыхал бы весь остаток жизни в блаженномбезделье, обнимая прутья решетки и смеясь от радости, что никогда больше не будушерифом в округе, где есть ты. Послушай, — продолжил он, уже совсем шепотом, —буквально все патрульные машины этой части штата собрались на шоссе к югу отгорода, пытаясь распутать этот клубок. И дай Бог, чтобы хотя бы к двум дня имудалось расчистить дорогу. И это только шоссе. А за шоссе добрых четыре милипроселочной грунтовой дороги, плотно забитой брошенными машинами. Водителипросто выскочили оттуда, забрали ключи, а машины оставили где попало. И их необъедешь, если, конечно, не хочешь устроить аварию или сразу десяток аварий. Идаже аварийки не могут туда добраться, пока сперва не расчистят шоссе.
Мне пришлось топать сюда пешком от города почти две мили. Адругого способа добраться нет. Все леса в округе кишмя кишат газетчиками,фотографами и репортерами с радио, которые пытались сами ее искать, нозаблудились. — Он перевел дыхание и продолжал:
— Ни в одном городе в радиусе пятидесяти миль отсюда неосталось ни одного мужчины. Лавки закрыты. Все дела отложены на потом.Остановлены даже строительные работы. Все мужчины ушли, а остались толькоженщины, причем разъяренные женщины. Все секретарши в моем офисе только тем изанимаются, что пытаются как можно более уклончиво отвечать на телефонныезвонки с требованиями, подробно рассказать о вознаграждении, назначенном за этудевицу. И никто из них не продержится дольше двух часов. У них просто-напросто отвалитсяязык.
И в довершение ко всему, ты превратил это место в форменныйпритон. И мне не вытурить отсюда этих бездельников, пока мы не отыщем девушку ине предъявим ее на общее обозрение. Они не уберутся, даже если им и удастсяразобраться в своих машинах.
Дядя Сагамор скривил губы, словно собирался сплюнуть, но неплюнул, а с озабоченным видом почесал подбородок.
— Да чего уж там, шериф, — возразил он, — мы всего лишьпытаемся отыскать эту девушку. И почему бы нам не приняться за дело сообща? Да мыздесь, почитай, уже целый день ждем, пока ты не соизволишь взяться, наконец, засвою работу и не подключишься к поискам.
— Ты.., ты… — еле вымолвил шериф. Он опять начал шипеть иклокотать.
— Ив самом деле, — продолжил дядя Сагамор, — а что еще мы моглисделать, как не прочесывать окрестности? Твои псины изрядно помогут в этом. Изнаешь, мне кажется, что ты не станешь особо возникать по поводувознаграждения. Тебе же вряд ли захочется, чтобы все вокруг говорили, чтошерифа даже не беспокоит, найдется ли девушка, или нет? А то как бы не вышлокакой бучи.
Шериф круто развернулся и выхватил у своего подручногособачьи поводки.
— Дай мне этих псов, — рыкнул он на этого бедолагу. — Ипошли отсюда. — А потом повернулся ко мне:
— Билли, ты пойдешь со мной и покажешь нам, где вы пряталисьв папоротнике.
Собаки вдруг залаяли. Вот уж действительно был лай — гулкийи оглушительный. Они рванулись с привязи, да так, что опять чуть не сбилишерифа с ног.
— Проклятье, — пробормотал он. Тут позади нас раздалсячей-то голос. Мы обернулись и увидели Бэби Коллинз, стоявшую в дверном проемефургона, прислонившись к косяку и держа в руке зажженную сигарету. Она былазавернута во что-то типа шали из черных кружев и почти совсем прозрачной,из-под которой высовывалась длинная голая нога.
— Привет, красавчик, — обратилась она к шерифу. — Почему бытебе не утихомирить своих собак и не зайти к нам, посидеть в теньке. Разъедимвместе коробку корнфлекса.
Глава 16
Шериф покраснел пуще прежнего, а дядя Сагамор сказал БэбиКоллинз:
— С радостью познакомил бы тебя с шерифом, детка, да ужбольно он человек занятой.
— Ох, — протянула она, — вот незадача-то. Но все равно быларада повидаться, шериф. Как будешь снова проезжать мимо, загляни. Можешьзахватить с собой доску для “Эрудита”.
Она улыбнулась нам и скрылась в фургоне. Тут те здоровенныепсы опять стали так ошалело рваться на поводках, волоча за собой шерифа, иподнялся такой шум и гам, что, когда шериф справился с ними, уже никак нельзябыло разобрать, кого это он честит на все корки — псов или дядю Сагамора. БезЗига Фрида тут, разумеется, тоже не обошлось. Он вовсю тявкал на собак, носилсякругами и то и дело прыгал на меня проверить, тут ли я и спасу ли его в случаечего. Любой из шерифовых барбосов мог его одним глотком проглотить.
Мы направились вниз мимо дома, но вдруг шериф остановился ихлопнул себя по лбу.
— Ох ты, дьявольщина, — сказал он. — Надо было прихватитьчто-нибудь из ее вещей, чтобы собаки взяли след.
— Верно, — в первый раз за все время открыл рот тот тип, чтопришел с шерифом, — белобрысый, с длинной шеей и бледно-голубыми глазками.Наверное, новый помощник.
