— А теперь, сынок, — сказал он, придвинув меня поближе ккраю и слегка опустив микрофон, — я хочу, чтобы ты рассказал всем, какгероически вела себя эта девушка, спасая твою жизнь, и что ты о ней думаешь.
И я принялся рассказывать. Я рассказал, как мы купались, ився вода вокруг нас вдруг пошла волнами, и на другом берегу послышалисьвыстрелы. А когда я говорил о том, как она схватила меня за шею, утянула подводу и отволокла под укрытие кустов, то оглянулся, — и чтоб мне провалиться наэтом самом месте, если папа не плакал. Он очень старался сдержать слезы исглатывал, будто у него в горле застрял чересчур большой кусок, а потомвсе-таки вытащил носовой платок и украдкой вытер глаза. Когда я закончил свойрассказ, вся толпа забила в ладоши и замахала шляпами.
— Мы найдем ее, Билли! — кричали они. Папа поднял микрофонповыше и несколько раз откашлялся, прежде чем начать говорить.
— Вот так все и было, ребята, — сказал он. — Вот какая этодевушка, мисс Каролина Чу-Чу. Да поставьте рядом с ней любую самуюзамечательную женщину, когда-либо жившую на земле, и все равно мисс Чу-Чу кудахрабрее. А теперь она заблудилась где-то в дикой пойме уже восемнадцать часовназад, почти без одежды, не прикрытая ничем, кроме крохотных трусиков сбриллиантовой вышивкой, не больше половины вашей ладони. Москиты кусают все еепрекрасное юное тело, колючки царапают ее ножки, ничто не защищает ее отночного холода. Мы должны найти ее, ребята. Мы просто-таки обязаны найти ее.
Толпа буквально ревела. Шум поднялся не чета тому, что былраньше. Тут я увидел, как дядя Сагамор вылезает на сцену.
Папа указал на него:
— А это мой брат Сагамор, который и организовал поиски. Оноставался на ногах всю ночь, даже на минутку не сомкнув глаз, и самоличнопрочесал всю долину, пытаясь найти мисс Каролину. И он не отступится до техпор, пока в нем будет теплиться дыхание. Уж он-то знает лощину как свои пятьпальцев и расскажет вам все, что вас интересует.
Все захлопали дяде Сагамору. Он подвинул микрофон, перекатилтабачный ком из-за одной щеки за другую и сказал:
— Ну, вот что, ребята. Я не особо-то мастак держать речи. Давы это и сами знаете. Я просто хочу сказать, как это здорово, что вы пришлисюда помочь нам в поисках, и уверен, все вы поступите как я. Да вы уже тут,черт возьми, ради того, чтобы найти эту девушку. Но, конечно же, человек неможет искать без перерыва. Мы и не рассчитываем на это. Вот мы и позаботились,чтобы вы могли здесь немного отдохнуть, освежиться и развлечься, когда вконецустанете.
В это время на вершине холма среди оставленных у ворот машинопять поднялась суматоха. Я пошел поглядеть, в чем дело, и увидел трехогромадных охотничьих собак, рвавшихся с поводков, на которых их едва удерживалкакой-то бедолага. Наконец они сильно дернули все вместе, так что он даже неудержался на ногах, плюхнулся и порядочно прокатился на пузе, прежде чем сумелподняться. Тут я смог рассмотреть его лицо, — и чтоб мне треснуть, — это былшериф собственной персоной. Весь грязный и потный, он слегка прихрамывал, алицо все багровое. Судя по виду, он, по своему обыкновению, ругался то ли насобак, то ли еще на кого, но эти псины так лаяли, а громкоговоритель выкрикивалречь дяди Сагамора, что я ни словечка не услыхал. Позади него шел еще одинпарень с тремя здоровенными длинноухими собаками.
Они спустились с холма, вклинились в толпу и началипробираться вперед, более или менее успешно сдерживая бладхаундов на поводках.
Когда они долезли до сцены, дядя Сагамор их наконецзаприметил.
— Ей-богу, — закричал он в микрофон. — Сам шериф к нампожаловал. Он приехал помочь нам. Я же всегда говорил, ребята, может, он слегкаи тормозит, но в беде нас не бросит.
Шериф с трудом угомонил собак и уставился на сцену. Оноглядел нас и пятерку голых девушек позади, а потом остановил взгляд на дядеСагаморе. Шериф весь так и покраснел, а его губы шевелились, но убей меня Бог,если можно было разобрать, говорит он что-нибудь или нет.
— И я ведь всегда говорил, что наш шериф чертовскивеликодушный человек, — продолжил дядя Сагамор, — и повторю еще раз, что у меняне закрадывалось и тени сомнения, что рано или поздно он поможет нам во всехнаших нуждах. Хотя должен признаться, что не очень-то щедро с его стороны былоназначить в награду за находку всего какие-то жалкие пятьсот долларов. Сам-тоя, вестимо, последний на белом свете, кто станет на это жаловаться, но сдаетсямне, он запросто мог пообещать хотя бы тысячу.
Толпа одобрительно заорала.
Дядя Сагамор подошел к концу своей речи:
— Ну ладно, я вовсе не намерен торчать здесь день-деньской изабалтывать вас до смерти. Уж верно вам придется не по душе долго любоваться натакого старого придурка, как я, когда столько миленьких девушек собираютсястанцевать для вас. Так что я просто благодарю всех вас.
Он отступил от микрофона, и туда наконец дорвался ярмарочныйтип.
— А теперь глядите в оба, парни, — объявил он. — Сейчас мывам продемонстрируем образчик великолепного Зрелища, которое вы можете увидетьв шатре. Билеты продаются справа от сцены. Всего-то один доллар.
Громкоговорители принялись наяривать бодрую музыку, и мыспрыгнули со сцены, чтобы предоставить девушкам вдоволь места для танца. Тамдействительно было на что посмотреть. Они высоко-высоко взбрыкивали ногами, асами вертелись волчком.
Какой-то тип обосновался рядом с небольшой стойкой ипринялся продавать билеты. А я вслед за папой и дядей Сагамором зашагал всторону дома. Шериф со своими собаками пробирался сквозь толпу, и я заметил,что он пытается догнать нас. Я дернул дядю Сагамора за руку.
— По-моему, шериф хочет с тобой поговорить, — сообщил я. Оностановился.
— Ну да, конечно же, — согласился дядя Сагамор. Мы как разпроходили под деревом возле сверкающего фургона миссис Хорн.
Шериф подошел к нам, по дороге отдав подержать кому-то изсвоих помощников поводки трех псов.
Он безнадежно махнул рукой.
— Сагамор Нунан, — начал он. Тут он осекся и, смахнув пот слица обеими руками, попытался снова:
— Сагамор Нунан…
Казалось, дальше этого дело у него не шло. Он тяжело дышал.
Дядя Сагамор прислонился к стволу дерева и задумчивоперекатывал свою жвачку из-за щеки за щеку.
— Ну же, шериф, — ободряюще заметил он, — о чем это вы?
Шериф выдавил:
— Ффффффффффффффффшшшшшшшшш-ффффффшшш…
Это мне живо напомнило, как он пытался вскрыть бутыль скожевенным раствором и облил всю свою одежду. Складывалось впечатление, чтослова застревают где-то в глубине и он не может выдавить их наружу. Шериф залезв карман пиджака и извлек оттуда какую-то бумагу. Ох нет, даже целых две.Во-первых, отпечатанную нами с папой афишку, а вдобавок еще свернутую внесколько раз свежую газету. Он развернул газету и сунул ее прямо под нос дядеСагамору, ткнув свободной рукой в первую полосу и по-прежнему не произнося нислова, если не считать нечленораздельного шипения. Я привстал на цыпочки ивытянул шею, чтобы рассмотреть газету. Провалиться мне на этом самом месте,если там не красовалась большая фотография мисс Харрингтон. То есть я имею в видумисс Каролины.
