просто ненавижу.
– Может, у тебя есть фонарь? – с надеждой предположил Джек. Его-то узкие туннели как раз не пугали, ну нора и нора. – Вообще я могу сгонять туда и обратно на четырёх лапах, разнюхать дорогу и вернуться обратно…
Сирил уже успел скинуть с плеча дорожный мешок и распустить завязки.
– Вот только попробуй, – пригрозил он, глядя снизу вверх. Слипшиеся от дождя ресницы казались ещё чернее, чем раньше. – И вместо фонаря я достану арбалет.
– Спокойно! – Джек поднял руки. – Я же не собираюсь тебя бросать, ну, посмотрю, что там впереди – и тут же назад…
– Мы пойдём вместе.
Спорить резко расхотелось.
Фонарь был маленьким, но светил ярко. Он выглядел как приплюснутая гранёная колба из фиолетового стекла, окованная розоватой медью, с высокой металлической ручкой-петлёй. Внутри помещался крошечный уголёк, который вспыхивал, если на него подуть, и угасал, если перевернуть колбу вверх дном. Передвигаться ползком и держать фонарь свободной рукой было не слишком удобно, поэтому Джек обернулся лисой и по-простому подцепил его зубами… Во время превращения Сирил пялился во все глаза, а потом заворожённо потянулся – прикоснуться к блестящей рыжей шерсти хотя бы кончиками пальцев.
И – отдёрнул руку, сообразив, что творит.
– Только попробуй от меня убежать, – буркнул он, отворачиваясь. – Пожалеешь.
«Да-да, ты достанешь арбалет и засадишь болт мне в задницу», – подумал Джек.
Озвучить это он не мог аж по двум причинам: во-первых, рот был занят, а во-вторых, лисы обычно и не говорили по-человечьи.
Коротышка не обманул: туннель оказался сухим и достаточно чистым за счёт того, что располагался на высоте половины человеческого роста от земли. Боковых ответвлений не было, но основной ход вилял из стороны в сторону, как пьяный курьер на неисправном велосипеде. Очень быстро белое пятно входа исчезло, точно его и не бывало, и единственным источником света стал фиолетовый фонарь. Уголёк в стеклянной колбе трясся и подпрыгивал; издали, наверное, от выхода несло печным дымом, свежим и какой-то тухлятиной – тревожно, учитывая, что где-то там обитали ведьмы…
Внезапно хвост у Джека стиснули так крепко и сильно, что злосчастный фонарь едва не выпал из пасти.
«Твою ж мать!»
– Помедленней, – попросил Сирил тихо. – Я… я тут немного отстаю.
Несмотря на очевидное неудобство, так они передвигались до самого выхода – впереди Джек с фонарём, а за ним, крепко держась за лисий хвост, Сирил на четвереньках. Дважды пришлось останавливаться, чтобы отдохнуть; общий путь занял около часа. Когда они выбрались с другой стороны скалы, то уже вечерело, но, парадоксальным образом, было светлее, чем днём – тучи наконец разметало ветром.
Ведьмин дом высился немного поодаль, на взгорке – высоченная, широченная и перекошенная хибара с тремя печными трубами из грубого кирпича и красной черепитчатой крышей. Кривые окна были забраны резными ставнями, и сквозь щели сочилось ядовитое зеленоватое сияние. Перед домом полукольцом загибался частокол. Каждое пятое бревно было выше прочих, и его венчал не то горшок, не то белёная кастрюля…
– Череп, – выдохнул Сирил. – Там черепа.
Он продолжал неосознанно держаться за лисий плащ – всего двумя пальцами, но очень цепко.
– Вижу, – кивнул Джек.
От частокола даже издали несло… нет, не тухлятиной.
Мертвечиной.
В Ведьмином доме явно не любили незваных гостей.
Глава 10. ПЕРВАЯ СЛУЖБА
С замешательством Сирил справился первым – и первым же двинулся к воротам.
– Куда! – зашипел Джек, безуспешно попытавшись ухватить его за капюшон. – Нужно сначала осмотреться, прикинуть…
– Думаю, что уже поздно, – ответил он. И указал на ворота: – Смотри, нас заметили.
Чудовищные створки, щедро украшенные костями, плавно раскрывались, точно приглашая войти внутрь. Во рту пересохло, и Джек сглотнул, но отступать было некуда.
«Ладно, не съедят же нас в самом деле».
От ворот к крыльцу вела утоптанная дорожка. Двор выглядел подозрительно чистым и приличным, если, конечно, не считать черепов на кольях, и продолжался за домом тоже – сквозь заросли бузины виднелся высоченный стог сена и ещё какие-то хозяйственные постройки. Запах мертвечины и дыма перебивал всё, и эта смесь, одновременно сладкая и горькая, будто бы застревала в носу. У зверя бы шерсть на загривке встала дыбом; Джек же просто вздрагивал от любого подозрительного звука.
«Хотя ещё вопрос, какие звуки в подобном месте не будут вызывать подозрений».
Широкое крыльцо было добротно сделанным, но слишком уж старым. Деревянные перила, мощные и грубые, поросли мхом и лишайниками так плотно, словно на них сверху накинута была драная шерстяная шаль, связанная из клубочков-остатков, из обрывков и клочков. Высокие каменные ступени почернели, кое-где плиты раскололись, и сквозь трещины проросли дикие травы… и цветы.
Слева, из третьей снизу ступени, прямо у перил торчала неказистая, лысоватая, но очень упрямая ромашка.
«Хороший знак», – успел подумать Джек, и в то же мгновение дверь дома распахнулась сама собой, и наружу хлынул чёрный дым.
– Хи-хи-хи! – послышалось тоненькое, визгливое хихиканье, и дверной косяк обхватили узловатые старческие пальцы. Чёрные когти клацнули по дереву. – Подруга, никак, у нас гости.
– Хе-хе-хе, – вторил ему пронзительный женский голос, и в другой откос также вцепилась жилистая рука. – Молодые гости, молодая плоть!
– Уфу-фу-фу, – выдохнул кто-то в дыму. – Молодая плоть, знамо дело, к ужину!
– Хи-хи-хи, и сытно поесть, и в купальню воды наносить!
– Хе-хе-хе, и с работой подсобить, и взгляд усладить!
– Уфу-фу-фу, не толкайтесь, подруженьки, тут все-ем хватит…
Дым наконец рассеялся, и на порог разом, лишь по счастливой случайности не застряв в проёме, ступили три женщины, такие рослые и плечистые, что даже долговязый Джек ощутил себя задохликом. Незнакомки были чем-то неуловимо похожи: одинаково древние, с кривыми, мясистыми носами и тонкогубыми, перекошенными ртами. Иные морщины на безобразных лицах выглядели такими глубокими, что там без проблем получилось бы спрятать спичку, а бородавки выросли размером с сушёную вишню.
А вот волосы и зубы ведьмы словно у кого-то украли – юного и прекрасного.
Старуха справа, которая хихикала, то кокетливо перекидывала через плечо роскошные золотистые локоны, излучающие мягкий свет, то отбрасывала за спину. У той, что хехекала и стояла слева, шевелюра распадалась на отдельные ленты-пряди – красно-рыжие, словно тёмная медь, гладкие и прямые. Средняя стояла, гордо скрестив
